— У каждого человека что-то на уме! А если так, то разве кельнеры чем-то хуже других? Подумай сам, — Тудораке внезапно перешел на "ты", хотя тут же решил, что играть и дальше в простачка становится опасным, — сколько людей приходится встречать за этими столами? И каждый раз — если не ты его продашь, то он тебя! Так повелось: не ты сядешь на шею другому, то другой сядет на шею тебе! У тебя есть — дай другому, рука руку моет. Хочешь заработать, — значит, слушай, смотри и молчи в салфетку. Проще простого!
— Что-то до сих пор ты не был таким красноречивым! — Кыржэ оборвал Хобоцела, однако чувствовалось, что ему понравились слова кельнера. — Только не лезь на рожон, уродина: бывает, что берутся и за вас. Правда, пока еще в уголовных делах: схватить мошенника, какого-нибудь банкрота… — Он придвинул стул ближе к Хо-боцелу, наполнил стаканы и снова принялся говорить, теперь уже иным, доверительным тоном: — Однако следует заметить, что коммунисты не слишком доверяют людям, обслуживающим состоятельные классы, — всем этим парикмахерам, швейцарам, уличным девкам. В том числе и ресторанным холуям. Нам вы тоже не очень нужны, дешевые лизоблюды. Бывают, конечно, исключения, но если любого из вас можно купить за несколько монет, то на кой черт связываться? Чем может быть полезен рядовой продажный наушник? Совсем другое дело — романтика… Да, да, если мы не прибегаем за помощью к вашему брату, то именно потому, что среди вас нет романтически настроенных парней! Хотя бы капельку чего-то такого… Ты должен понимать, о чем я говорю, все-таки старший кельнер… Несбывшиеся желания, зависть, какие-то стремления: мало ли чего хочется достичь человеку в жизни! Одного незаслуженно втоптали в грязь, другому просто нужно отомстить и тому подобное… Как ты думаешь, для чего я это объясняю? Чтобы когда-нибудь принес нам пользу.
Он отставил в сторону бутылки и стаканы.
— Использовать людские страсти, развращенность. Легко поддаются и флегматичные, вялые натуры. Вот, например, человек влюблен. Если нажимать на эту сторону…
— Но послушайте, сначала нужно научиться! — взволнованно возразил Тудораке.
— А еще лучше — полюбить, — ухмыльнулся эксперт. — В наше время почти каждый ходил в школу: и ты, горилла, и посетитель, которого обслуживаешь. С твоим уродством, правда…
— Нужны специальные знания, юридические! — еще резче воскликнул кельнер. Чтобы скрыть волнение, он наклонился и заглянул в окошко кабинета, окидывая взором столики большого зала.
— Юридические! Полюбить — вот что главное. — Кы-ржэ в задумчивости скривил лицо. — И женщину тоже полюбить, да, да! Притом взаимно! Только куда с твоей рожей… — Он замолчал, удивленно вслушиваясь в тишину, внезапно наступившую в большом зале. — Опять взялся за кофе? — рассерженно проговорил он. — Боишься захмелеть? Но зачем тебе оставаться трезвым, чучело? Слушать и мотать на ус мои слова?
— Только для того, чтоб не заметил хозяин, — ответил кельнер. — Мне нужно пройти в зал, посмотреть, все ли в порядке. Сегодня пропасть народу.
Кыржэ вышел вслед за ним. Направившись к эстраде, он подозвал к себе кого-то из музыкантов, шепнул тому несколько слов, и оркестр заиграл снова. Удовлетворенно кивнув головой, Кыржэ вернулся в малый зал.
— Терпеть не могу тишины, — сказал он погодя, когда Хобоцел снова появился у столика, с опаской поглядывая на новую, только что открытую бутылку вина… Кыржэ налил в стакан, сначала три четверти, затем доверху, даже немного пролив через край. — Этот зажигательный грохот тарелок в оркестре доставляет мне неописуемую радость. А тебе — нет? Тогда налей еще. Хочется напиться до чертиков… Зато ты можешь оставаться трезвым. Договорились, обер-кельнер?