— Нарушили мы им праздник, — только и сказал, стряхивая с лесницкой куртки шерсть от шубы и мелкую солому.
ТАЙГУН
Я плотно прикрыл за собой дверь, чтобы не настыло за день, воткнул в пробой палочку и, шелестя жухлой травой, пошел через поляну к соседу.
Солнце еще томилось за горами, нетерпеливо сверлило кедрач на перевале золотым прожектором, а ни5ке, в глубоких сырых ущельях за озером, было еще сумрачно, сине. Воздух, густо настоенный на осенней прели, с ночи был студен, и я поежился после топленой избы.
Во дворе у соседа жена его, широкая в кости Степанида, готовила болтушку, покрикивала на собак низким голосом.
— С утра пораньше? — пошутил я.
— Пропади они, змеи! — живо откликнулась Степанида, размешивая веселкой в ведре вареную картошку с мукой. — Сами кобели да собак развели!
— Много имя не давай, — предостерег, из сеней Нефед. — Окормишь, работать не будут.
— Ишь чо! Много не давай! Я вот как подхвачу тебя отсель со всей сворой, не знаю, куда бежать станешь. — Обернулась ко мне. — Три ить штуки, да Пулька вон гулять примеривается. Куда их столько? Успевай корми. Я бы лучше заместо них поросенка держала.
Из сеней вышел Нефед, не старый еще мужик, в брезентовой куртке, подпоясанный патронташем. Прислонил двустволку к косяку двери, взял от жены ведро. Сел на ступеньки крыльца, позвал ласково:
— Катаня… Иди, милый. Не слушай глупую бабу. Поросенка бы она заместо собак держала. А того не поймет, что с поросенком белковать несподручно. Поросенок тебя кормить не станет.
Молодой рыжий Каштан, который нахально крутился возле самого крыльца, понимая, что он любимец хозяина и первая очередь будет его, обрадованно завихлялся, сунул морду в ведро. Ел Каштан неспешно, истово, время от времени поднимая голову и с превосходством поглядывая на других собак.
Возле него, повизгивая от нетерпения, как на пружинках, прыгала миниатюрная Пулька. Удивительно изящная, кокетливая собачонка. Шерстка снежно-белая, глазки черные, с поволокой, на редкость выразительные. Пулька заискивающе смотрела на Каштана.
Старый вислоухий Тайгун, лежащий возле заплота, обиделся за Пульку, стал медленно подниматься, косясь на Каштана.
— Куда это он? — недовольно поглядел на него хозяин, и Тайгун, протяжно, по-стариковски вздохнув, покорно лег.
Пулька и Каштан целыми днями носились по поляне под окнами моего дома. Тайгун соскакивал с завалинки, стоя неподалеку, ревниво наблюдал за Каштанов умными желтыми глазами. Наконец не выдерживал, подбегал к Пульке, грудью загораживал ее от молодого, ловкого соперника, глухо рычал.
Каштан отворачивался, вдруг принимался что-то искать в траве, уходил подальше и там разгребал лапами землю, суетливо принюхивался — подманивал любопытную Пульку. И все начиналось сначала. Они возились, гонялись друг за дружкой, небольно мусолили друг дружке загривки и совсем не замечали Тайгуна, пока он не напоминал о себе.
Нефед ласково оттолкнул любимца.
— Ну, будет, будет. Опосля тайги накормлю от пуза.
Облизываясь, Каштан отошел, его место заняла Пулька, которая, встав на задние лапки, чуть ли не до половины перегнулась в ведро. Ела она по обыкновению немного, и скоро ведро досталось Тайгуну.
Нефер перекинул за спину ружье, и мы пошли к берегу. Впереди бежали Пулька и Каштан. Тайгун оглянулся, оставил еду и большими, неуклюжими скачками догонял нас.
— Этот-то куда? — крикнула Степанида. — Привязать его ли, чо ли?
— А, пускай с нами, — разрешил Нефед.
На берегу готовно покачивалась на мелкой волне наша дюралька с подвесным мотором «Москва». Пулька с ходу прыгнула в лодку, легла на решетчатый настил возле багажника, где было ее излюбленное место. У Каштана своего места еще не было, и, бестолково покрутившись, он устроился рядом с Пулькой. Однако подоспевший Тайгун по-хозяйски отогнал его за скамейку.
Озеро было спокойно, и скоро лодка благополучно ткнулась в песок незаповедного берега, где мы с соседом промышляли. Лодку мы вытащили на сухое, чтобы крутые волны, которые появляются здесь всегда неожиданно, не смыли бы дюральку, и если на ствол поваленной сосны перекурить и осмотреться.
Нежаркое солнце выползало из-за перевала, высветлило впадины и ущелья, и пора было взбираться по узкой тропке в гору, до самого перевала, где раскинулась верховая кедровая тайга, богатая промысловым зверем.
Нефед задавил сапогом окурок, встал.
Зарядили ружья: один ствол дробью — для белки, другой пулей — на всякий случай: тайга есть тайга.