— Ну, чтоб ладно было.
Голос у Нефеда вильнул. Он посмотрел вверх, на изломы скал, перевитые черными кустами опавшего маральника, судорожно перевел дух.
Этими словами он начинал каждый сезон. И хотя сейчас мы шли еще не промышлять, а узнать, держится ли в кедраче белка, мне понятно было волненье Нефеда. Сейчас он больше всего переживал за Каштана. Тайгун в прошлом году едва сезон дотянул. Чутье у него заметно село, часто терял след, и, если бы не Пулька, быть бы соседу с пустой сумой.
Чуткость Пульки поражала. Иной раз среди ночи раздавался ее заливистый как колокольчик, голос. Ей откликался грубоватый, раскатистый лай Каштана и сипловатый, будто простуженный, Тайгуна. Значит, медведь опять шарится поблизости. Мы лавливали рыбу и
коптили впрок; пропитанные рыбьим духом доски коптильни и манили медведей, не давали им покоя. То один заявится, то другой, а как-то пожаловала медведица с медвежонком.
Стрелять их нельзя — заповедник. Только собаки и спасали наше немудреное хозяйство от разорения — отгоняли медведей. И не было еще случая, чтобы Пулька первой не известила о приближении непрошеных гостей, которые понимали, наверное, что худого им тут ничего не сделают.
Но как бы хороша ни была Пулька, а сучка есть сучка. Загуляет не ко времени — прощай охота. Нефед отпросился в конторе, поехал в город, в лаечный питомник, и привез Каштана. Дорого щенок обошелся. Двадцать пять рублей отдал, да выпоил полтора литра водки собаководам из питомника. Щенок, правда, всеми статями вышел, и родословная хороша, да чем черт не шутит. Вдруг да не станет работать. Бывают случаи.
Полезли на перевал. Около часа убили на это, порядком взмокли, пока показались округлые кроны кедров. Еще раз перекурили. Нефед всего две — три затяжки сделал и затоптал самокрутку. Его трясло от азарта. Поднялся с кедровой пружинистой подстилки, по-особому глянул на Пульку и выдохнул:
— Работай!
Собачонка мгновенно напряглась. Озабоченно повертела головой, оглядывая вершины ближних деревьев, и замелькала меж стволов.
Тайгун возбужденно фыркнул, прочищая ноздри, и, ломая мелкий кустарник, унесся в кедрач, но не туда, куда Пулька, а чуть в сторону. Каштан недоуменно посмотрел ему вслед, вильнул хозяину заломленным набок колечком хвоста, ожидая ласки.
Нефед настороженно, остро на него смотрел.
— Работай, Каштан! Работай! — и показывал рукой в пустоту тайги, куда убежали другие собаки.
Каштан обежал вокруг нас, обнюхал замшелое подножье сухостойной осинки и, подняв лапу, помочился.
— Издеваешься, зараза? — побелел Нефед. Схватил хворостину, огрел любимца вдоль спины. Тот от неожиданности взвизгнул, прижал уши и кинулся в тайгу.
Скорым шагом мы углублялись в кедрач и скоро увидели Пульку, работающую по обыкновению веером. Она бежала по полянке среди высокой травы, еще не прибитой зазимком, время от времени подпрыгивая. Забавно глядеть, как, поджав лапки, ушастая длинношерстная собачонка вылетает из травы вверх и, пока в воздухе, быстро-быстро вертит головой — ориентируется. И — дальше, словно белый колобок. Росточек маленький, вот и приспособилась подпрыгивать.
Вдруг Пулька метнулась к кедру так, что трава от нее — веером. Потешно переваливая мордочку с боку на бок, оглядела верхушку и стала лаять. Лаяла негромко и не заливисто — взлаивала. Не спуская глаз с верхушки — тяв! А сама сидит, не двигается, нас ждет.
Очень гордился этим ее качеством Нефед. Белка обычно не пугалась Пульку, с любопытством глядела на нее сверху и ждала: что будет дальше? А дальше все было просто. Нефед проходил с другой стороны и, старательно прицелившись, сшибал зверька.
Но на этот раз, не успели мы приблизиться к дереву, как оттуда донесся сиплый лай Тайгуна. Нефед вполголоса выругался и ускорил шаг.
Под деревом прыгал, вставал на задние лапы и царапал когтями ствол Тайгун. Задирал вверх морду, остервенело, с подвывом, как на медведя, лаял. Темным комком с ветки на ветку металась белка, напуганная его неистовством.
— Он чо же это, змей, рехнулся? — рассердился Нефед, поднимая ствол ружья. — Так он мне всех собак перепортит.
Но выстрелить не успел. Отчаянно прыгнув, белка перенеслась на стоявшую рядом пихту. Под пихту тут же метнулась Пулька. И только Тайгун все облаивал оставленное белкой дерево, оглядываясь на хозяина. Его удивляло, почему тот не стреляет.
Нефед заторопился, занервничал, побежал, в горячке чуть не наступил на Пульку, выстрелил.
Шарахнувшись к нам, Тайгун на лету схватил зверька, придушил, отдал хозяину.