«Кассенкан. Билет в счастливую жизнь».
Сердце могло действительно иметь вкус сырого мяса. Тогда бы Эри смирилась. Но демонический орган напитан зловонными помоями, бензином, землёй и сгнившей кровью.
Её вот-вот вырвет.
Эри умудряется запихать в себя больше половины этой дряни. К ней подкрадывается темнота. Она забирает её мгновенно, девушка не запоминает ничего, ни падения со стула, ни начавшихся судорог.
Часть демона уносит Эри в глубокие недра Хетанити, где перед ней предстаёт разрисованный муками и смертью холст чёрной пустыни. Путаются мысли, путается время. Она не парит среди отравленных облаков и острых зубцов скал, как во все свои предыдущие путешествия в этот мерзкий мир.
Она ползёт по раскалённой, проминающейся под её весом почве, а когтистые лапы царапают лодыжки с намерением утащить под землю. Лик тёмного солнца лижет тело, на коже вздуваются кровянистые бугры ожогов.
Она кричит.
Кричит в пустоту.
Сухой ветер дробит на крупицы кости, но не может вырвать её из вязкой почвы, такой же горячей, как и всё вокруг. Волосы вонючей спутанной тесьмой слезают с головы и падают на землю, превращаясь в опалённые кусочки серебра. К ней подлетают странные существа, клюют растрескавшуюся от пепелящего света кожу, добираются до внутренностей. Другие, похожие на бесформенные человеческие обрубки, сшитые толстыми нитками в лихорадочном бреду безумца, начинают глодать её лицо.
От неё ничего не остаётся. Скелет с кусками недоеденной плоти. Боль не уходит, костенеет и поселяется в огарках нервных окончаний навсегда. Она знает, что лежит на спине. Залитые кровью глаза её направлены в грязно-зелёное небо, цепляются за стаи галдящих мёртвых воронов, отчаянно ищут свет живой и искрящийся, свет её реальности. Но здесь горит лишь одна звезда. Чернее, чем самая тёмная ночь. Жарче, чем тысячи солнц земного мира.
А потом и глаза становятся чьим-то лакомством. Тьма принимает её в своё лоно.
Дни спустя жгучая боль превращается в норму. И тогда Эри просыпается.
Рассвет за окном. Пропитанная потом и кровью простынь.
Перевернувшись на бок, Эри исторгает из себя непереваренные остатки сердца. Её собственное бешено бьётся в груди. Живое.
— Солнце... — хрипит она неразборчиво.
Шторки слетают с окна, заливая комнату нежным утренним светом, но он кажется Эри убийственно ярким.
Она сплёвывает кровь и улыбается.
— Ты в очередной раз удивляешь меня, дитя, — скрипит будничный голос. — Не каждый Проводник выживает после такого.
Ротсин теплеет и рассылает по телу успокаивающие волны.
— А я не каждый, — шепчет Эри, кривя искусанные губы в блаженной улыбке.
XVII
Издали храм Китсу напоминает дворец. Изогнутые линии кровли, высокие колонны, обвязанные множеством ниточек с прикреплёнными к ним молитвами и просьбами, искусные резные скульптуры существ и древние надписи. Ходит легенда, что храм тысячи лет назад был скалой, которую обнаружили поселенцы Дотаги. Их так покорил внешний вид и непостижимая энергия внутри камня, что первые Скульпторы решились вырезать из скальной породы святилище. На это ушла жизнь нескольких поколений.
Грозные львиноподобные стражи стерегут главные ворота, выкрашенные в красный цвет и распахнутые настежь. В их дерево неровно вбиты амулеты и обереги, барабанящие вразнобой от порывов ветра. Виен скользит по ним отстранённым взглядом. Где-то среди подвесок потерялся его собственный медальон, деревянная фигурка дракона.
На заре, когда заканчивается очередная ночь Кассенкана, крикливые бестии покидают храм Китсу. Каменное величественное сооружение пустеет, избавляясь от участников и зрителей. В течении дня там появляются Скульпторы. А во всё остальное время, когда храм перестаёт быть местом проведения турнира, он превращается в веху на пути паломников. Проводники иногда заглядывают сюда на службу. Но чаще всего храм бывает одинок.
Виен поднимается по ступеням и входит в святилище. Эхо его шагов разносится к самому потолку, украшенному резьбой. Через окно наверху льётся водопад света и затопляет часть арены и камень трибун.
И ни следа бойни прошлой ночи.
Изнутри храм напоминает пещеру. На стенах практически нет украшений, кроме глиняных табличек, которые снимут по окончанию Кассенкана. В углах стоят горшочки для пожертвований с несколькими монетками или остатками еды внутри.
У начала первого ряда трибун сидит женщина и раскладывает мелкие камушки на гобане1. Толстая седая коса спускается к пояснице. Хрупкое детское тело укрыто кимоно пыльно-синего цвета. Услышав Виена, она отрывается от занятия и кидает на него взгляд узких тёмных глаз. Демон узнаёт её и приветствует почтительным кивком. Женщина склоняет голову, отвечая, и возвращает внимание игре.