Зойка волновалась. На глазах ее Вадим заметил слезы, теперь уже не от смеха. Она и сама как бы со стороны увидела свою незавидную жизнь, короткую, как воробьиный хвост, и ей стало жаль себя. Она многого недоговаривала. Разве станет рассказывать, что брат Иван напивался, бил жену, да и ей, Зойке, перепадало? Разве интересно Вадиму, что она еще подростком многое узнала в жизни, как это часто бывает, если взрослые и дети спят в одной комнате, что тогда и возник у нее нездоровый интерес ко всему запретному? Да это и так для него ясно. Он и сам в сущности совсем не знал домашнего уюта, после детдома жил в студенческом общежитии, а там пошли экспедиции, тайга да тундра. Бабка Анфиса на Бруснинке даже не помнила, наверное, своего жильца в лицо — так редко и мало жил он в городе.
— Почему не ушла в общежитие? — спросил он после долгого молчания, и Зойка угрюмо сказала:
— Жила немного... хрен редьки не слаще... Да и невестке трудно одной с пацанчиками. Как-никак племянники.
Зойке было трудно говорить. Она вдруг ткнулась лицом в его похудевшие, выпирающие под простыней колени. Он осторожно гладил ее вздрагивающие плечи.
4
Так и застала их вошедшая внезапно Дина. Глаза ее расширились. Вадим не отнял руку. Зойка вскочила и, вытирая рукавом мокрые щеки, выбежала из палаты.
— Что с ней? Что здесь происходит? — тихо спросила Дина. Она придвинула стул, села, привычно приложила холодноватую ладонь к его лбу, но не выдержала и повторила более требовательно: — В чем дело, Вадим?
Он мягко отвел ее руку:
— Ничего особенного, Дина. Разговаривали. Что-то ее расстроило. Она хорошая... Давай лучше помолчим.
Она чувствовала перемену и отказывалась что-нибудь предполагать. Неужели сбывается томившее ее последние дни предчувствие нависшей над ней беды? И потом недавний сон: будто несет она Вадима через степь на руках, торопится, бежит, а он с каждым шагом почему-то уменьшается, становится легче и легче... и вот он уже совсем маленький и начинает вдруг твердеть, превращается в розовую поливиниловую куклу...
Она проснулась тогда в холодном поту. Какое же еще осложнение дала жизнь, что он тут надумал и при чем Зойка? Но опять-таки не в этом, не в этом сейчас дело...
— Я приехала за тобой, — стараясь говорить прежним тоном, сказала Дина. — Сейчас принесут твои вещи, и ты одевайся, Вадим. Поедем ко мне. Будешь жить в кабинете отца. У нас целых три комнаты, — поспешно добавила она, будто он не знал об этом.
«А Зойка живет в одной комнате с братом и его семьей, вот ведь как все устроено нескладно», — подумал Вадим, а вслух сказал: — Спасибо, Дина. Я с удовольствием воспользуюсь первой частью твоего предложения, но жить буду у себя на Бруснинке.
— Почему?
— Не хочу обременять тебя и твою семью.
— Какие глупости! Или ты раздумал на мне жениться? Ведь ты — мой жених.
Она перешла на шутливый тон, и он принял это.
— Разумеется, нет, не раздумал, — сказал Вадим, усмехаясь, — только ты сама не захочешь за меня идти... — Он вовремя остановился и сказал не то, что хотел. — Маршруты геологов долги и опасны — мама твоя в конечном счете права.
— А Зойка пошла бы в маршруты с тобой? — с усилием сказала она.
Он помедлил:
— Почему бы и нет?
Вадим встал, подошел к окну. Там, далеко за городскими кварталами, поднималась гряда сопок. Мысленно он уже был там, на незнакомых тропах, где Бабасьев, Байгильдин и другие его товарищи проводили дни и недели, жили в палатках, бурили мерзлую землю, нащупывали рудное тело. Геолога неудержимо тянуло туда, к Большому Пантачу. Он крепко стиснул зубы. Громадные, безмолвные, заснеженные сопки кажутся недоступными и все-таки покоряются воле человека. И ему покорялись. А сам он совсем невелик, и болезнь его — такое маленькое в сущности происшествие. Что же все-таки сказать Дине?
— Вот ты ушла с геологического, — сказал Вадим, не оборачиваясь, но спиной чувствуя малейшее ее движение (сейчас она подняла глаза и вся напряглась), — а в Байконуре, может быть, уже тренируются на центрифуге геологи. Тебе не завидно? Не жалеешь, что ушла?
Дина помолчала.
— Нет, не жалею, Вадим. Я не создана для подвигов. Это не правда, что женщина во всем должна быть равна мужчине. Этого никогда не будет. Это не нужно. Женщина должна иметь свой круг профессий. К тому же все тяжелые работы скоро будут выполнять роботы, в том числе и работу геолога, — не без усилия пошутила она.