— Мы только что наблюдали весьма впечатляющий эксперимент,— говорил иркутский представитель. — Безусловно, в нем заложены определенные творческие концепции, которые в будущем сулят... Э-э... их авторам... Но, как вам известно, наше строительство не является полигоном для всякого рода испытаний. Я даже не резервирую за собой право высказаться еще раз и сегодня же вылетаю в Иркутск. Я настаиваю на бетонировании с подогревом плиты ростверка, как и предусмотрено во всех технических условиях.
Толстый, лысеющий инженер из красноярского «Промстройпро- екта» делал записи в блокноте и, казалось, сочувственно поглядывал на Трубина. Но и он сослался на то, что бетонирование без подогрева плиты всесторонне не проверено, еще неизвестно, как будут вести себя все эти опоры и фундаменты в летнее время, что от бетона всегда можно ждать разных каверз.
— Вам известно,— сказал Трубин,— что мы уже забетонировали триста кубометров фундаментов без прогрева плиты?
Иркутянин вытер со лба пот и тяжело вздохнул:
— Напрасно поспешили, молодой человек. Мы отказываемся подписывать процентовки. Пусть сделанную вами работу оплачивает ваш трест.
«Белые валенки» уже проявляли нервозность, и было видно, что убедить иркутянина в полезности бетонирования без подогрева не удастся.
Самые наихудшие предположения Бабия сбылись. «Слишком уж легко шел к нам успех,— думал Трубин.— А легкого в жизни ничего нет. Вот и первое препятствие...»
Ночь у Трубина прошла без сна. Ворочался с боку на бок, думал: «Неужели ошибся? Не должно бы. А если заказчики все же не подпишут процентовку? Тогда банк прекратит финансирование. А дальше? Рабочие останутся без зарплаты. Кто за все это ответит? Ясно— кто. Так можно угодить и под суд. Поторопились, явно... Но ведь сам Шайдарон сказал: «Осваивайте бетонирование без прогрева». Вот и освоили... А теперь триста кубометров на моей шее».
Под утро он забылся. Ему снилось, что он в кабинете Шайдаро- на. Клинышек бородки прыгал перед глазами. Шайдарон не то пел, не то ругался. Трубин вдруг увидел себя в зеркале. Он был так же, как и прежде, побрит и надушен и все тот же безупречный костюм был на нем, но странное дело, он не имел прежней внутренней силы, все тело, как ватное... и все на нем казалось смешным и никому ненужным. Ему подумалось, что он просто жалок в этом безупречном костюме.
С Шайдароном удалось встретиться лишь в конце дня.
— Знаю, знаю,— заговорил тот сразу, едва Трубин переступил порог кабинета. — Хорош, ничего не скажешь1
Озен Очирович постукивал пальцами по столу, клинышек бородки был неподвижен. Непонятно: сердился он или нет?
— Садись. Выкладывай.
— Вот так получилось... Хотелось, как лучше. — Трубин вздохнул, полез за папиросами.
— Побили тебя заказчики? На попятную пойдешь?
У Трубина отлегло от сердца. Если Шайдарон так заговорил, то ночные страхи можно выкинуть из головы.
— Проверено же все, Озен Очирович! Несколько раз...
— Уверенность есть?
— Само собой.
— Если никакой ошибки нет... А все говорит за то, что ее нет. Тогда никто нам не страшен.
— А что делать сейчас?
— Я послал запросы в Иркутск и Красноярск. Посмотрим, что они ответят. А пока... Сам-то ты, как думаешь? Триста кубометров нашлепали. Продолжать или остановиться?
— Надо поговорить с бригадой Бабия. Они же останутся без
зарплаты.
— Без зарплаты не останутся. Что-нибудь придумаем.
— Если так, то надо продолжать,— сказал Трубин, чувствуя, что только такого ответа ждал от него Шайдарон.
Черс-з неделю был получен ответ из «Промстройпроекта»: разобрать все фундаменты, бетонирование вести строго по существующей технологии. А вскоре пришло письмо и из «Востсиборгтехстроя»: продолжайте опыты...
Вот тебе раз! Какому богу молиться?
Шайдарон и Каширихин, забрав полученные бумаги, уехали в обком партии. Отдел строительства обкома, обсудив положение, вынес решение: создать специальную комиссию с участием заказчика для проведения новых опытов и установления целесообразности прогрева плиты.
Поздно вечером Шайдарон собрался было домой, как в кабинет постучали и зашла Догдомэ.
— Извините, Озен Очирович,— сказала она.—У меня к вам неотложные дела. Можете принять?
— Да. конечно. Не случилось ли чего?
— Как сказать...
— Вот не хватает еще только этого. — На лице Шайдарона появилось выражение досады.
— Нет. нет, успокойтесь, Озен Очирович. Вы подумали о производственном травматизме? Не-ет, у меня личное.
— Личное? Садись, рассказывай, что у тебя.