Жрец начинает.
Первым произносит клятвы на древнем любимый. Затем я.
«Nescit amor labe et non corruptionem. Vos, mea sunt, Et te, mea sunt»,** — слышу я со стороны наши голоса.
Главный для меня вопрос, согласен ли Азам взять меня в супруги и вступить со мной в союз.
«Да».
Главный вопрос для него, согласна ли я взять Азама в супруги и вступить с ним в союз.
«Да».
…Почти произношу я, но дыхание перехватывает от ослепительной боли, простреливающей голову и безымянный палец одновременно. Агония длиться и длиться, мне кажется у меня кипит кровь, лопаясь обжигающими пузырьками, пламя страданий жрет мою душу, как огонь лижет легко воспламеняющуюся бумагу, оставляя взамен лишь тлен и пепел.
Я краем глаза замечаю Ворона, что сидит в первом ряду с триумфальным видом, наслаждаясь заминкой, что вот-вот выльется в грандиозный скандал, разбитое сердце или даже смерть!? Но его руки напряжены, вены на лбу вздыбились темными змеями, желваки ходят ходуном, а глаза так пристально смотрят, что кажется я сейчас начну корчится в муках и вспыхну, подобно муравью под лупой, у жестокого мальчишки. Его тонкие губы что-то лихорадочно шепчут, и до меня доносится едва различимое бормотание.
Ловлю его полный ненависти взгляд, требующий, приказывающий, подчиняющий.
И смело улыбаюсь.
«Да», громко проношу я, без сомнений.
Едва я произношу слова согласия, как происходят сразу две вещи: яркими всполохами лилового пламени вспыхивает ликующая мощь венца, формируясь в кружевной венок силы, так похожий на тот, что украшает сейчас чело моего супруга. Признание древнего артефакта, отдавшего часть мощи, равносильно одобрению свыше.
Правая кисть, от среднего пальца и до локтя обжигает мимолетной вспышкой боли, и вот я уже смотрю на темнеющую вязь брачной татуировки, что бледнеет, становясь мерцающе-серебристой. Точно такая же, но крупнее рисунком, украшает руку Азама, который поправ приличия, целует меня чуть более откровенней, чем следует.
А на переднем ряду переполох.
Премьер-министру Кроу стало плохо, он некоторое время бился в конвульсиях, а затем, потерял сознание. Позже гостям сообщат, что у мужчины был приступ аполексии***, хотя для меня состояние Ворона сюрпризом не стало. Острое нарушение кровоснабжения головного мозга было неизбежным в ситуации, когда ты слишком переоцениваешь собственные силы, и вкладываешь в заклятие подчинения больше сил, чем у тебя есть. По таким кредитам проценты слишком высоки. А платить придется всегда.
Но сейчас, когда месть свершилась, я поняла, что важнее всего то, что происходит здесь и сейчас, я слишком долго жила прошлым и если я не перешагну сей этап, то так и застряну в липкой паутине саморазрушения. Дальнейшая судьба убийцы интересовала меня мало, но от чего-то мне кажется, что Сибилла не будет заботится о батюшке с тем же рвением, с коим он сосватал её за Северна.
Переворот и раздел власти в Демистане за заставил себя долго ждать, отстранив от правления немощного отца и сдав того на попечение в сестер милосердия, а так же избавившись от супруга-наркомана, Сибилла стала регентом при несовершеннолетнем сыне, а избавившись от тлетворного влияния деда и мало что понимающего в политике отца, мальчик рос достойным правителем и отрадой для матери.
— Люблю тебя, Азам Арунаян, — проговорила я, впервые открыв то, что у меня на сердце любимому. Уверенна, и без слов он знал эту истину, но они рождались из самого сердца, как долгожданно прекрасная бабочка из опостылевшего кокона, ей просто было необходимо время, чтобы созреть.
— Я знаю, моя душа, — ответил мне Тан, и в его глазах я видела правду.
Наше будущее.
Наше счастье.
Я видела любовь.
*Кружево Алансон традиционно создается из цветков или листьев на фоне прозрачной мелкой сетки. Как правило, один из краев кружева фигурный, но фигурными могут быть и оба края вышивки.
**Любовь не знает убыли и тлена. Ты мой. А ты — моя.
***Инсульт.
Эпилог
Покои на аэростате были декорированы как Танские спальни, пусть не так шикарно и не с таким размахом, но нам вполне хватало. Широкая кровать, укрытая сбитым шелковым покрывалом, занимала практически всю комнату, на полу поверх ковра с изображением Тумы, самой знаменитой кобылы, победительницы Великого пробега, были разбросаны десятки подушек, а на низком столе стоял запотевший сосуд с кисличным морсом.
Я уже в третий раз перечитывала документы, что прислал мне ректор Академии Расаяна, те земли, за которые бились кочевники и Демистан отошли мне в приданное, оставленное теткой. Новость эта позабавила Азама. Оказывается ему не столь нужен был этот клок ничейной земли, сколь хотелось трепать нервы канцлеру и прочим, мелочно изводя того придирками и тыкать носом в неточности законодательства, поэтому он дал свои полные согласие и поддержку для воплощения и реализации моей идеи: строительство первого, и пока единственного высшего учебного заведения Расаяна.
Первые два раза меня отвлекли совершенно вероломным способом мешая сосредоточится и вникнуть в сухие канцелярские строчки отчетности. Вот и сейчас, словно инкуб, питающийся сексуальной энергией, Азам прищурив лиловые омуты глаз, раздражал мою обнаженную кожу, проводя кончиком косы по не скрытым абаи местам.
Плечи и шея, покрылись мириадами возбужденных мурашек, снося к демонам мой самоконтроль. Опытные пальцы разминали ступню, прикусывая нежную кожу подъема и распаляя меня сверх меры. Я с капитулирующим стоном забросила бумаги подальше, и ответила на ласку супруга. Оседлав его бедра, я потерлась о внушительное возбуждение, скрытое под слоями ткани, и страстно поцеловала алчущие ласки губы.
Но едва я прикоснулась к завязкам брюк как услышала тихий смех и картавый шепот.
— Они не борются, — шептал мальчик, — папа никогда бы не обидел маму.
— Я не говорила, что они борются. И мама все равно его победит.
— Огого, — зашептал мне в плечо, трясущийся от смеха Азам, — я повержен. Как же продолжать устрашать врагов, если даже собственные дети знают о том, что мама победит папу? — За что получил ощутимый тычок в плечо. — Вот-вот. Я же говорю.
— Лей, Кали, — засмеялась и я, — почему не спим?
— Лейла захотела пить, мам, я не стал будить Меди и пошел на поиски сам, а вот она увязалась за мной. Рыжая головка сына распушилась ото сна, медные кудри, крупными кольцами обрамляли заспанное личико, так похожее на лик супруга. А вот дочке от меня достался лишь цвет глаз, но я обещала любимому в следующий раз стараться лучше.
— Иди сюда, милая, — позвал Азам дочь, наливая в бокал напиток с освежающей кислинкой. Та выпила залпом половину и протянула остальное брату.
— Мам, а нам обязательно ехать на этот юбилей? — сонно потирая кулачками глазки, зевнул Кали. Уже десять талей, как Себастьян и Теана вступили в союз, и это событие грозило праздновался с еще большим размахом, нежели сам ритуал единения. Мы безусловно были приглашены, но вот летать Калиб не любил. Ему пока не слишком поддавались стихия воздуха и на земле ему было значительно комфортнее. Но на моем сроке пользоваться порталом крайне не рекомендуется, поэтому либо по небу, либо трястись в карете.
— Обязательно, — ответил за меня Эмир. — Вы сейчас ляжете в постели, только не разбудите сестренку, а завтра как проснетесь, мы уже будем в Оруме.
За счет некоторых существенных изменений аэростат, доработанный в Расаяне был быстрее и манёвреннее, поскольку был легче и имел крылья, нежели дирижабль, поэтому дорога занимала менее суток, а не почти двое.
Босые ножки бесшумно протопали в свои покои, и когда за ними закрылась дверь, Азам, провожающей детей взглядом, хищно повернулся ко мне и спросил:
— Так на чем нас прервали, душа моя?