Им с Терри теперь придется терпеть друг друга некоторое время. Эта мысль вызвала на губах Мэри безрадостную усмешку. Она перевернулась на бок, с наслаждением ощущая мягкость постели. Кровать была поистине королевских размеров и, конечно, предназначалась для двоих…
Она вспомнила о Крисе и от досады прикусила губу. Картины недавней близости с ним до сих пор прокручивались в памяти, словно увлекательный эротический фильм.
Мэри не выдержала и расплакалась, а потом долго еще лежала на кровати, не в силах совладать со своим безутешным горем.
…Терри уже сидел у барной стойки в ресторане, когда туда вошла Мэри, внешне спокойная и уравновешенная. На нем были кремовые льняные брюки и темно-красная рубашка. Он потягивал через трубочку коктейль.
— Вот наконец и ты.
Добродушие в его голосе показалось Мэри каким-то неестественным, а выражение глаз — безжизненным, и она заподозрила, что Терри опустошает уже далеко не первый бокал.
— Ты очень наблюдателен, Терри.
Когда официант принес им меню, Мэри заказала салат «Тропикана» и жареную лососину. Терри выбрал себе стейк, а к нему — бутылку красного французского вина. Мэри он даже не удосужился спросить о напитках.
Пусть в этот вечер пьет за двоих, решила она и подавила усмешку.
Ресторан был полон посетителей. Дамы демонстрировали свои туалеты, а заодно и загар, который, принимая во внимание минимальное количество одежды на них, приводил мужчин в состояние повышенной возбудимости.
— Тебе бы тоже пошло, — заметил Терри, когда мимо продефилировала одна из красавиц в розовом шифоновом платье с огромным вырезом.
— Я знаю одну женщину по имени Сью Эрнандес, которая наверняка согласилась бы с тобой, — съязвила Мэри, выпив минеральной воды из бокала.
— Никогда о такой не слышал, — недоуменно отозвался захмелевший Терри и вновь наполнил свой бокал. — Наверное, ты думаешь о том, что сейчас делает твой бывший ухажер, — усмехнулся он, и лицо его расплылось в улыбке. — Нетрудно догадаться. Он недолго пробудет в одиночестве и уже сегодня подцепит какую-нибудь смазливую глупышку.
— Я больше озабочена будущим, чем прошлым, — сказала Мэри, положив нож с вилкой на стол. — Как я уже сказала, по возвращении я намерена зарабатывать себе на жизнь.
— Что ж, для девушки с твоими талантами это не проблема, — ответил он и бросил на нее похотливый взгляд. — Делай то, что получается у тебя лучше всего, вот тебе мой совет. Как только твои волосы немного отрастут, своей попкой ты сможешь сколотить себе целое состояние.
От неожиданности и шока Мэри лишилась дара речи.
— Скажу больше, — понизив голос, продолжил Терри и нагнулся к ней через столик. — Я не возражал бы стать твоим первым клиентом. — На его лице мелькнула похотливая ухмылка. — В конце концов, тебе ведь, наверное, скучно будет ночевать сегодня в одиночестве. Предлагаю хорошую компанию.
Мэри резко поднялась и отставила в сторону стул.
— Полагаю, ты немного перебрал? — вполголоса проговорила она. — И от этого у тебя слишком развязался язык! — Она обошла столик, схватила бутылку и вылила остатки вина ему на голову.
— Ах ты, ведьма! — взревел Терри, отчаянно стряхивая жидкость с брюк. — Твой отец узнает об этом!
Сцена привлекла внимание посетителей, и они с нескрываемым интересом посматривали на незадачливого потерпевшего и на девушку, гордо стоявшую рядом.
— Конечно, ты, как верный пес, обо всем доложишь моему папочке, — хрипло проговорила Мэри. — Только обещаю тебе, что очень скоро ты тоже останешься без работы! — И она решительно направилась к выходу.
Выйдя из офиса, Мэри с отвращением поняла, что пошел дождь. В прежние времена она бы не задумываясь вызвала такси. Но теперь, достав из сумки зонтик и торопливо раскрыв его, она направилась к ближайшей автобусной остановке.
Автобус долго не подходил, и это означало, что она рискует опоздать на обед с отцом. Она пошла на эту уступку крайне неохотно, после окончания изматывающей борьбы за свою независимость. Которую, как ни странно, она выиграла.
Отец встретил ее с не предвещающей ничего хорошего улыбкой — такой, которая обычно предшествовала буре. И эта буря не заставила себя долго ждать.
Гилберт Аллен не испытывал ни малейшего сочувствия к своей странствующей и непослушной дочери, его не волновали злоключения, через которые ей пришлось пройти. Наоборот, он упрекал ее в наивности, чрезмерной доверчивости и упрямстве.