– Нет… – она вытянула руку в попытке достать, но лишь схватила пальцами воздух, поняла, что застыла в ступоре.
Привидение обернулось. Слишком реально.
– Прости меня, – губы шевельнулись и застыли, отражая гримасу боли, отчаяния, щенячьи глаза омывались слезами.
Дождь продолжал колотить по смотрительной площадке. Здесь, на сто третьем этаже. На Эмпайр-стейт-билдинг. Где-то внизу ещё продолжали реветь сирены, кричать люди, но дождь заглушал всё, продолжал напевать свою мелодию.
Майа отвернулась, подошла ближе к краю, закрыла глаза. Она этого хотела. Давно. Важно ли, кто её к этому подтолкнул, если так будет легче…правильнее?
Спенсер сделала шаг, но остановила саму себя. В глазах промелькнул голубой огонёк. Нет! Она не может. Она не может передать проклятие, иначе Майа умрёт за неё, но и не может стоять. И всё же непонятный ступор охватил тело, связал. Нутро пробивал холод. Это ли чувствуют сонаты, когда находят того самого человека?
Человека, стоящего на пороге отчаяния?
С губ почти сорвались слова песни, глаза то мерцали, то нет, мечась перед выбором.
Спенсер хотела сорваться, обнять, унестись прочь, переместить её подальше, на пляж в Майами, где нет дождя, где тихо, но... Куда делись на это силы? Почему сейчас она застыла здесь, за её спиной, не имея возможности пошевелиться, а лишь говорить и смотреть, как подруга подходит ближе к краю крыши, навстречу смерти? Почему она не может передать проклятие, чтобы спасти, а не убить?
Где этот чёртов механизм, который работал как часы, спасая людей от пропасти высотой в двадцать пять этажей?
Или в сто три…
Почему именно сейчас это не работает?
Она протянула руку, пыталась достать, оттащить, но так и осталась стоять на месте, заливаясь слезами, утешаясь мелодией дождя?
Майа закрыла глаза.
Она хотела быть вольной птицей. Ласточкой, витающей в облаках, быть такой же свободной.
В том мире... Нет больше мелодии слёз.
И она сорвалась.
5
Огненная бабочка пролетела над ухом. Дендрарий утонул в пляшущем пламени мести.