Мы обошли несколько таких зданий с номерами от четырнадцати до девятнадцати. В конце концов я попросила Никиту вернуться обратно, в более обитаемые места.
- Тоже страшно стало?
Я молча кивнула. Только когда мы очутились на главной аллее, я внутренне немного расслабилась.
Мальчик шёл рядом нахмурившись и избегая смотреть в мою сторону. Тут не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, что после того эпизода в песочнице он только ищет случая уйти от меня куда-нибудь подальше и в одиночестве зализать раны, нанесённые его уязвлённому самолюбию. К этому времени я уже придумала, как можно поступить.
- Никита, - я попробовала притвориться смущённой. - Ты… знаешь что…. Никому не говори, что я в песочнице играла, ладно? А то девчонки, если узнают, засмеют. Ладно?
Мальчик испытующе посмотрел на меня, потом улыбнулся.
- Ладно. Мы вдвоём хороши были. - И после некоторого колебания, добавил. - Зато у меня замок лучше получился. Больше.
- Больше - это не значит лучше, - нашлась я. - Зато у меня красивее.
- Мужчины всегда практики, а женщины - эстеты.
- Юношеский максимализм.
- Почему это - юношеский? - Обиделся мальчик.
- Если бы ты был повзрослее, - спокойно заметила я, - то в своих сентенциях не оперировал бы категориями «всегда» и «никогда».
Наступила пауза, после которой мы расхохотались. Инцидент оказался исчерпан, заодно мы как бы ненароком проверили интеллект друг друга. Никитин меня - вполне устраивал. Мой - Никиту - не знаю. Надеюсь, я ничего особенно глупого не успела сказать. Напряжённость, возникшая в наших отношениях, так же быстро исчезла, как и появилась.
- Пойдём в административный корпус.
- У меня на вызове написано, что там нужно быть только к шести.
- Карточку получишь. Да и ребята все там ждут, лучше уж с ними.
- Что за карточка?
Сумки были тяжёлыми, Никита очень устал и старался этого не показать, поэтому он обрадовался что появилась причина остановится и перевести дух.
- Вот! - Вытащил он из нагрудного кармана толстенький пластиковый прямоугольник.
Я повертела карточку в руках. Карточка как карточка, ничего особенного, с одной стороны - большая бледно-зелёная цифра «двести пятьдесят», с другой - три аккуратно заполненные строчки.
- Крикливый Никита Максимович. Ты, что ли?
- Я, - буркнул Никита и поспешно сунул карточку в карман.
Фамилии он своей стеснялся, что ли?
- Какая-то она тяжёлая, эта карточка.
- Там электроники всякой понапихано - нам и не снилось, - ответил мальчик. - Говорят, что если такую карточку потерять - то из «Штуки» сразу вылетишь, даже мяукнуть не успеешь.
- Думаешь, всё так серьёзно?
- Откуда я знаю. Пробовать как-то, знаешь, не очень хочется.
- А что это за цифра - «двести пятьдесят»?
- Какие-то очки, - в голосе Никиты ясно начало читаться сомнение. Я сразу поняла, что мы добрались до тех вопросов, о которых ему известно не больше моего.
- Тебе разве ничего не объяснили, когда карточку выдавали?
- Там такая зараза сидит… Впрочем, сама увидишь.
- Давай ты за одну ручку понесёшь, а я за другую.
Моё предложение было воспринято в штыки.
- Ещё чего! Надорваться хочешь? - Он опять схватился за сумку.
- А ты сам не боишься надорваться? - Поинтересовалась я.
Никита ответил с некоторой досадой, словно ему приходилось объяснять самые очевидные вещи.
- У мужиков всё совсем по-другому устроено. Мы можем зачахнуть, если, наоборот, что-нибудь тяжёлое день-два не потаскаем.
Чтобы скрыть усмешку, я сделала вид, что заинтересовалась дальним пейзажем. За все десять лет жизни рядом со мной мой собственный папа, например, говоря о себе, никогда не оперировал такими категориями, хотя и не давал повода усомниться в противоположном. Никита - довольно забавный мальчишка. Вдобавок ко всему супер, это лишний плюс. Сколько раз такое бывало, знакомишься с кем-нибудь, всё вроде бы идёт нормально, хихикаем, шепчемся, копаемся в своих игрушечных принадлежностях, а потом вдруг мой новый знакомый или знакомая случайно узнаёт, что я супер - и с этого момента в наших отношениях наступает резкий перелом. Неважно, сколько ребёнку лет - пять, шесть, семь, пятнадцать - в глазах его ясно читается одно-единственное чувство - страх. Создаётся впечатление, что обычные люди впитывают боязнь к суперам с материнским молоком, начинают нас опасаться задолго до того, как могут связно объяснить причину своих страхов. Что это - обычное людское неприятие любой инаковости?