л Никита, ошарашенный не меньше меня. - Мы… это… Он не знал, насколько она тут давно и сколько успела услышать. Полина Германовна хмыкнула и без всяких церемоний уселась по другую сторону от меня. Так близко я видела дочь Сенатора впервые. От неё веяло едва уловимым ароматом очень хороших духов с нотками то ли пряностей, то ли цитруса. Я невольно отодвинулась. - Не бойся, я не кусаюсь. - Я не боюсь - А мне почему-то кажется, что ты от меня в ужасе. - Тебе чего? - Буркнул Никита, который понял, что нежданная гостья ничего не слышала и стремительно обнаглел. Полина Германовна бросила на него царственно-невозмутимый взгляд: - Ничего, чадо. Просто сижу. Что - нельзя? - Мы тебя не звали. - А меня никто никогда не зовёт. Я всегда прихожу сама. Они переговаривались через меня, и я чувствовала возникающее между ними напряжение, постепенно перерастающее в неприязнь. Да, не сошлись ребята характерами, что тут ещё можно сказать. Точнее, слишком уж сошлись, а теперь отталкиваются друг от друга словно два одноимённых полюса в магните. - Может быть ты не будешь нам мешать? - Каменным голосом осведомился мальчик. - Мы тут сидим, разговариваем… Я укоризненно взглянула на него. Неужели он не понимает, что выказывает претензии самой Ивановой? Мало того, что эта холёная загорелая девчонка - дочь Сенатора, так она ещё и учиться будет с нами на одном курсе! У неё столько возможностей испортить жизнь не понравившемуся ей человеку, что перечить ей - себе дороже. Никита приподнял подбородок и сразу стало понятно, что он думает о дочери Сенатора. Я сузила глаза, пытаясь этой гримасой призвать его к порядку. В ответ мальчик пренебрежительно хмыкнул. От Ивановой наш безмолвный диалог не укрылся. - Это твой брат? - Поинтересовалась она у меня, напрочь игнорируя присутствие Никиты. - Знакомый, - пролепетала я. - Насколько близкий? - Почему-то заинтересовалась Полина Германовна. Я не успела ответить. - У тебя в школе был «этикет»? - Спросил у неё Никита, тяжело поднимаясь со своего места. - Был. – Слегка удивилась девочка неожиданному вопросу. – Он входит в обязательную школьную программу. И что? - Пора бы знать, что в присутствии какого-нибудь человека невежливо говорить об этом человеке в третьем лице. Иванова слегка порозовела: - Не тебе учить меня как правильно себя вести, чадо. Я общалась с такими людьми, которых ты даже по визору не всегда видел. - Тебе больше нечем похвастаться? Они некоторое время смотрели друг на друга. Никита сдался первым: он поднялся и молча, широкими шагами, пошёл прочь. Мы проводили его взглядами. Он зашёл в одну из комнат и хлопнул дверью. Иванова перевела взгляд на меня и коротко скомандовала: - Очки сними! Я не успела отреагировать: она сама сдёрнула их с моего носа и ошеломлённо воззрилась на мой синяк. Я щурилась от яркого света. - Вау! - Наконец выдохнула Иванова. - Я слышала, конечно, что многие из наших работают, но не до такой же степени! - В смысле? - Спросила я, поспешно натягивая очки обратно. Не хватало ещё, чтобы синяк увидел кто-то ещё. - Ты что, зарабатываешь себе на пропитание на боях без правил? У тебя вообще родители есть? - Ещё как есть! - Возмутилась я. - Это я просто упала! Полина Германовна поморщилась: - Не нужно делать из меня дуру! Будто я не могу отличить, когда человек просто падает и когда он падает на чей-то кулак. - Я упала с лестницы! Моя собеседница пожала плечами: мол, если тебе угодно, говори, что хочешь, но я-то знаю правду. - Как тебя зовут? - Продолжала допрос Иванова. Я не считала нужным скрывать эту информацию: - Настя. Бахмурова. - Так это ты - Бахмурова?! - Удивилась дочка Сенатора. Я вытаращилась на неё: - В смысле? Я задавала этот вопрос уже второй раз за минуту. Та отмахнулась: - Забудь. Хочешь жить со мной в одной комнате? Я оторопела: - В смысле? - Тебя что - заклинило? В смысле, здесь у нас двадцать девять человек и пятнадцать комнат, куда уж проще: одна комната на два человека. - И что? - Мне нужна… э-э-э… компаньонка. В голове тут же начали прокручиваться варианты: Если я соглашусь… - так, что тогда? Как мне жить с этой странной девчонкой? Не пожалею ли я об этом? (А я ведь уже начинала об этом жалеть!) А если откажусь? Н-да, а вот в этом случае, если я правильно экстраполирую ситуацию, я буду жалеть об этом куда больше, и даже, может быть, всю оставшуюся жизнь. - Почему именно я? Полина Германовна передёрнула плечами, посмотрела куда-то в сторону и вдруг призналась: - У тебя синяк - шикарнейший. Соседки с таким украшением больше ни у кого не будет. - Разве это повод? Дочка Сенатора тут же вспыхнула как намоченная спиртом вата: - По-твоему, я ищу поводы?! Я быстро замотала головой: - Нет, конечно! Хотя… не знаю. Только… такая причина…, - я с трудом подбирала нужные слова, - мне кажется… очень странной. Глаза сумасшедшей девчонки полыхнули яростным огнём, кулаки на тонких загорелых руках сжались. Я поняла, что ещё чуть-чуть - и я снова получу по лицу, на сей раз - не от какого-то мальчишки, а от самого известного ребёнка обитаемой части вселенной. Как ни крути - это прогресс. Я даже зажмурилась, морально готовясь к неизбежному. Ничего не произошло. Я открыла глаза. Полина Германовна невозмутимо оценивала качество работы своего маникюрщика. - Не понимаю, кто ты такая, чтобы я искала какие-то причины, мотивы, поводы… - Она словно размышляла вслух и упорно продолжала разглядывать свои ногти. - А кулаками махать - это вообще не мой имидж. Ты не стоишь того, чтобы из-за тебя я поступалась своими принципами. Мимо прошёл мальчишка, которого я уже немножко знала: Денис Стасов - светловолосый кудрявый ангелочек, а по совместительству - автор популярных книг по политике и социологии. Он с интересом покосился на нас и исчез за одной из дверей. Полина Германовна проводила его безразличным взглядом и вдруг резко развернулась ко мне: - Просто ответь: согласна жить со мной или нет? Это было настолько неожиданно, что я автоматически кивнула и даже пролепетала что-то вроде «да», и только после этого с ужасом осознала, что натворила. - Пойдём! - тут же подобрела Иванова. – Я уже выбрала комнату. Она легко вскочила с места и направилась к одной из дверей. Я повлачилась вслед за ней, мрачно прикидывая, не совершила ли самую большую глупость в своей жизни. Точнее, то, что это очевидная глупость - в этом я была уверена, но самая ли она большая? Мы подошли к двери с цифрой «пятнадцать». Я слегка удивилась такому совпадению: всегда считала это число своим счастливым. - Заходи! - Полина Германовна распахнула дверь и посторонилась, пропуская меня вперёд. Я набрала полную грудь воздуха, зажмурилась и шагнула в новую жизнь.