ше) - Романом Кузнецовым. Кудрявого светловолосого мальчика с внешностью открыточного ангелочка - Дениса Стасова - я уже знала, помнила и его собеседника в бандане с рисунком маленьких черепков - Лёшу Дронова. Меня слегка удивил мальчишка цыганистого вида с живыми чёрными глазами, и не столько он сам, сколько контаст, который образовывала его фамилия с его же внешностью, звали его Андрей Белохвостиков. Вот уж кому явно не подходила такая фамилия, так это брюнету. Справившись со своими обязанностями, я помчалась в комнату. Давать кому-то персональник - это всё равно, что постороннему одалживать зубную щётку. А дочка Германа Геннадьевича - это вообще последний человек, которому я бы доверила маленькие тайны, хранящиеся на личном гаджете Мне ещё повезло, что я точно помнила, куда перед отъездом сунула бумажную записную книжку - её искать долго не пришлось. А вот переписывание имён и фамилий заняло минут пять - хотелось, чтобы было попонятнее, но почерк у меня был не очень, да и писать от руки я не привыкла. Полина Германовна выхватила у меня из рук исписанный лист и буркнула что-то вроде: «Можно было бы и побыстрее!». Само собой, поблагодарить меня ей даже в голову не пришло. Я встала на своё прежнее место и постаралась затеряться на фоне остальных ребят - меньше всего мне хотелось, чтобы моя компаньонка придумала мне ещё какой-нибудь квест. Зато дочка Сенатора в роли старорежимного прапорщика явно чувствовала себя как рыба в воде, она прохаживалась взад-вперёд перед неровным строем ребят, бросала деланно - озабоченные взгляды на мой список, даже говорила она преувеличенно значительным голосом. (Подозреваю, она слегка рисовалась). - Итак, ребята, уясните простую мысль: если через пять лет мы будем управлять целой планетой, было бы глупо рассориться в первый же день обучения из-за того, что мы не смогли договориться, кто в какой комнате будет жить. Логично? Это было более чем логично, и возражать никто не решался. - Элементарные правила приличия требуют, чтобы мальчики жили с мальчиками, а девочки - с девочками. Надеюсь, и с этим никто из вас не будет спорить? И снова все промолчали. - Теперь - главное. Я не собираюсь отвечать за все конфликты, которые будут между вами происходить, из-за того, что вы живёте не там и не с теми людьми, которые вам нравятся; тем более, нужно было первоначально хоть как-то вас упорядочить, поэтому распределение, которое я сделала - примерное. Бета-версия, если говорить по-компьютерному. Теперь можете меняться друг с другом комнатами, соседями, вещами - чем заблагорассудится. Начинайте! Несколько секунд царило полное молчание, затем всё забурлило. - Я возьму кого угодно, только если он с собой два стула притащит! У меня вообще ни одного! - Зачем мне три стола?! Три!! Кому нужен стол?! Заберите хотя бы один! - У кого есть кресло?! - У кого пищевик полный?! Ну, хоть бы наполовину? - Могу дать стул за диван! - Тебе что - диван не нужен?! Давай мне! - Стол возьмите! А лучше два - они там полкомнаты занимают! - Давай с тобой жить? - А что у тебя есть? - Всё у меня есть, только тумбочка какая-то потрёпанная, поменять бы! - Сейчас я тебе две притащу! - Будьте людьми, столы заберите! Дальше всё пошло как по маслу. Никита вызвался помогать всем с расселением, получил от дочки Сенатора мой лист с именами; потом он прилежно таскал из комнаты в комнату сумки, вещи, столы тумбочки и всякие мелочи; с Ивановой он вёл себя так, словно между ними совсем недавно не было никаких разногласий. - Понял, что я ему не по зубам, - шепнула мне компаньонка, когда мальчик с уже изрядно потёртым списком в руке подошёл к нам, чтобы что-то уточнить. Никитины усилия оказались вознаграждены. После получасовых пертурбаций как-то так странно получилось, что он остался в одной из комнат – в шестой - одной из самых лучших - абсолютно один. - По-моему, он нас обхитрил, - не преминула заметить я. Полина Германовна, похоже, тоже это поняла, поэтому тему предпочла не развивать. - Ладно, - сказала она, - пошли домой. Тут мы уже лишние. Вскоре я уже сидела на кровати и со смирением, которое уже стало входить у меня в привычку, наблюдала, как Иванова бродит взад-вперёд по помещению, время от времени посматривая в мою сторону. - Есть хочешь? Мне пришлось признаться: - Я сегодня только завтракала. - Иногда на меня такое находит: люблю похозяйничать, - сообщила девочка, начиная сосредоточенно нажимать кнопки пищесинтезатора. - Только не думай, что я всегда буду готовить. - Не буду, - послушно отозвалась я. С видимым отвращением на лице Полина Германовна сполоснула в раковине тарелки, прищурившись, внимательно оглядела их, потом принялась яростно вытирать подвернувшимся под руку полотенцем. Внутри пищесинтезатора что-то загудело, и по комнате поплыл ядрёный аромат гречневой каши. Дочка Сенатора принялась за сервировку стола: сначала тщательно протёрла столешницу (тем же самым полотенцем, что вытирала посуду! Хозяйка, чтоб её!), затем, не дожидаясь сигнала об окончании приготовления блюда, открыла крышку пищесинтезатора и переложила приготовленное на тарелки, после чего воткнула в горки с кашей по ложке, расставила тарелки на обеденном столе и на этом сочла свои обязанности домохозяйки выполненными. Я делала вид, что у меня запутались шнурки кроссовок, на самом деле боковым зрением наблюдала за своей новой компаньонкой. Та повернулась ко мне: - Давай сюда, всё готово! Мне пришлось подчиниться. Мы уселись напротив друг друга. Полина Германовна выжидающе посмотрела на меня и холодно осведомилась: - Ты есть будешь или как? Не чувствуя ни вкуса, ни запаха еды, я механически принялась подносить ко рту ложку за ложкой. Мне хотелось только одного: чтобы всё это побыстрее закончилось. Иванова съела пару ложек - не больше, после чего поставила локти на стол, опустила подбородок на сплетённые пальцы и уставилась на меня. У меня и без этого кусок в горло не лез, а под этим пристальным взглядом мне совсем поплохело. - Вкусно? Не поднимая глаз, я молча кивнула. Она продолжала допытываться: - Точно? Я снова кивнула. - Почему ты меня боишься? Этот вопрос был задан настолько бесцветным голосом, что я не сразу поняла, о чём идёт речь. - Боюсь? Почему? - Это я тебя спрашиваю, почему. Она сказала это всё таким же монотонным голосом. - Я не боюсь. - Не боишься?!! - Вдруг взвизгнула дочка Сенатора. - Не боишься?!! А как ты можешь это жрать?!! - Она швырнула свою тарелку через всю комнату - та грохнулась об стену и раскололась. Крупицы каши разлетелись в разные стороны. - Я воды мало добавила!! Эта каша сухая, как горох! Она без масла!! Я её даже не посолила!! И вдруг Иванова расплакалась, уткнув лицо в ладони. В полной растерянности я вскочила с места, подбежала к ней, и неловко погладила сотрясающиеся от рыданий плечи: - Эй, ты чего? - Я… Я что тебе плохого сделала?… - Быстро и сбивчиво заговорила дочка Сенатора, глотая слёзы и глядя на меня. - Я тебя пугала чем-нибудь?… Обижала тебя?… Орала на тебя?… Почему ты так ко мне?… Почему вы все так ко мне?… Я думала, что хоть здесь всё будет не так… У тебя ведь синяк… Ты ведь можешь за себя постоять… И ты тоже… Как они все… Так вот оно что! Сказать, что этот сбивчивый монолог был для меня полной неожиданностью – это не сказать ничего. Неужели Ивановой надоело, что перед ней все пресмыкаются, и только из-за моего синяка она решила, что именно я не буду перед ней стелиться, и буду вести себя с ней, словно с подругой?! Она ведь просто хочет, чтобы с ней кто-то дружил! Чтобы к ней относились так же, как к любой обычной девчонке! Перманентный страх, который я испытывала на протяжении последних минут перед дочкой Сенатора, тут же исчез, голова заработала чётко и ясно. - Дверь открыта, - сказала я как можно более твёрдым голосом. - Если сейчас кто-нибудь войдёт, лучше от этого никому не будет. Иванова всё поняла и успокоилась мгновенно - слёзы словно выключились рубильником. Всхлипнув напоследок, она расправила плечи, вытерла лицо и метнулась к умывальнику. Пока она приводила себя в порядок, я спланировала линию своего поведения. Главное было: не ошибиться ни в едином жесте, ни в единой интонации. Именно в ближайшие минуты должно было решиться, стану ли я злейшим врагом этой вспыльчивой, словно порох, девчонки или я всё-таки смогу с ней подружиться и стану, наверное, первым в её жизни другом. Иванова вернулась через пару минут - бледная и сосредоточенная. Она уселась на прежнее место и на меня старалась не смотреть. - Ты права - я тебя боюсь, - сказала я. - Очень боюсь. И не нужно лукавить, ты прекрасно понимаешь, из-за чего. Или ты надеялась, что первый же человек в этой школе, с кем ты захочешь сойтись поближе, будет кидаться посудой через всю комнату и орать на тебя, что ты никудышная хозяйка? Ни за что не поверю, что ты такая наивная! – Я сделала строго размеренную паузу и продолжила. - Что же касается лично меня, даже если бы у тебя было другое отчество, я бы поостереглась вступать с тобой в конфликт, особенно в первые минуты знакомства - обычно я стараюсь вести себя в рамках приличий. Я помолчала несколько секунд, чтобы Иванова осознала все сказанное мной, и добавила вишенку на торт: - Спасибо! Дочка Сенатора вскинула на меня удивлённые глаза: - За что? - За то, что открыла мне себя. Показала, что ты тоже человек, а не одна из функций твоего отца. И то, что ты сейчас так сильно разнервничалась - это очень даже понятно, у тебя был очень сложный день. Любой другой человек на твоём