— Может, и до вечера, — добавил Галтей.
Но поля и хаты появились гораздо раньше. Володримей въехал в поселище с музыкой, объявляя о скором зрелище, при этом и парни не остались в стороне, выглядывая из кибитки и играя на своих инструментах, кто во что горазд.
Остановились мы в поле, где на скорую руку поставили шатёр и разожгли костёр. Мужчины, стреножив лошадей и отпустив их на траву, ушли по соседним селениям, созывать народ на вечернее представление, а мы с Ветраной занялись приготовлением обеда.
— Нагреем водички и в шатре устроим баню, — она подбросила в костёр сухих поленьев.
— А я думала, шатёр для того, чтобы в нём выступать.
— Он же маленький, только для наших пожитков сгодится. И спать в нём можно…Послушай, Бажена, тебе обязательно нужно видок поменять, чтоб не была похожа на свой портрет со стены. Я тебе платье дам. А вот волосы… давай-ка острижём!
— Нет, ты что?!
— Ладно, доберёмся до Старброда, купим у аптекаря средство одно, что волосы осветляет. Я у него всегда впрок беру, чтоб надолго хватило. Щиплет, конечно, жутко. А если передержать, то клочьями лезут, как у бешеной собаки. Но чего не сделаешь ради красы? Можешь платок пока повязать — выбирай любой из того тюка. И одежду себе подыщи.
Стоило мне наклонить над корытом голову, чтобы вымыть волосы, как Ветрана присвистнула. Я почувствовала, как она провела пальцами по моей шее:
— Ух ты! А не больно было делать?
— Что делать? — я с раздражением убрала её руку.
— Наколку.
— Наколку? Какую ещё наколку? У меня на шее?
— А то ты не знала. Ты ещё более странная, чем мне показалось вначале.
— Послушай, Ветрана, ты имеешь полное право мне не верить. Но прошло чуть больше суток с тех пор, как я очнулась у дороги, не помня о себе ровным счётом ничего.
— Что, совсем-совсем?
— Абсолютно.
— А-а, ясное дело — на празднике перебрала. Хотя нет, уже бы пришла в себя. Значит, без ведовства тут не обошлось — как пить дать.
— Скажи, что у меня на шее изображено? — приподняла я тяжёлые волосы.
— Трудно сказать. Какой-то круг с лучами или сполохами, но направленными вовнутрь… вроде рога… только не пойму, чьи. И на рогах — полумесяц.
— Всё?
— Нет, ещё какие-то письмена.
— Можешь их срисовать?
— Боюсь, что нет. Слишком мелко и непонятно.
После «баньки» я порылась в горе вещей и выбрала самое неброское платье, хоть рукав был и коротким, зато шея и декольте полностью закрыты. В гардеробе Ветраны сложно было найти что-либо более целомудренное, а мне, в отличие от соседки, совсем не хотелось привлекать к себе внимание. Затем я решила выстирать свою одежду, зная, что накидка мне может понадобиться в любой момент. Развешивая для просушки длинный пояс, я обнаружила, что в нём что-то есть — жёсткое и колющее пальцы. Тогда я взяла кухонный нож и распорола ткань. В мою ладонь выпал массивный медальон, похоже, из серебра, и лоскуток выделанной воловьей кожи с надписью. Я поднесла его ближе к глазам. Не смотря на то, что чернила размазались и местами совсем стёрлись, царапины от острого металлического пера были видны достаточно хорошо:
«Старброд. Ольховый переулок, шестой дом. Белава»
Что это значит? Я знала, что со мной случится беда, и предусмотрела своё возвращением Белава — это я? Полемон обещал, что через несколько дней мы будем в Старброде. Там всё и разъяснится. По крайней мере, только на это я и надеюсь.
Рассматривая серебряный медальон, я поняла, что на нём то же изображение, что и на моей шее. Хоть я и не могла вспомнить, что оно означает, но чувствовала радость и облегчение, надев медальон на шнурок и поместив на шею под платье, словно воссоединилась с чем-то родным и жизненно необходимым.
Когда я оделась и вышла из шатра, Ветрана вовсю кокетничала молодым человеком, хихикая и поправляя «невзначай» сползающее с плеча платье. Увидев возвращающихся музыкантов, мужчина подкрутил ус, лихо, вопреки своему немалому весу, вскочил в седло и умчался, посылая девушке воздушный поцелуй.
— Я те щас плётки задам! — не на шутку разъярился Володримей, потрясая плетью у носа дочери. — Вертихвостка! Видела бы твоя мать!
— Разве я виновата, что меня все любят?
— В монастырь отдам, мистагогам огороды копать будешь, распутница!
Мне совсем не нравилось быть свидетельницей семейной сцены, поэтому я быстренько нырнула в шатёр.
— Чего он строгий такой? — поинтересовалась я у вертящегося перед зеркалом Галтея.
— С ней ещё пожёстче надо. Такая влюбчивая, что ни одного мужика не пропустит.