— Ты же, Михаил, агроном, — с возмущением повернулся Еремин к Брагину, — и не хуже меня знаешь, что все это бессмысленная работа. Выброшенные на ветер труд, семена, горючее. Зачем вы сеете?
— Ты, Иван, только первый год секретарем райкома, а я уже два года, — ответил Брагин.
— Ну и что же? — недоумевая, посмотрел на него Еремин.
— Если, допустим, в районе будет недород, с секретаря райкома не взыскивают — стихия, а за срыв сроков посевной — сам догадайся.
После этого для Еремина вдруг почему-то потеряли всю свою привлекательность и показались неинтересными и ненужными все те разговоры, которые они вели в дороге. Еще в городе они условились, что заедут по пути к Брагину домой, посидят и продолжат разговоры за столом. И жена Брагина будет рада гостю. Но теперь Еремин вдруг решил пересесть в свою машину и ехать прямо к себе в район. Брагин удивился и обиделся. Распрощались они сухо.
Не заезжая домой, Еремин решил проехать по колхозам района — встретиться с людьми, посоветоваться с ними, как быть дальше. Знания и опыт агронома подсказывали ему, что сеять озимые в такую сушь и в такую землю — все равно, что не сеять. В лучшем случае зерно пролежит в сухой земле до весны и взойдет. Конечно, при этом не приходилось бы рассчитывать на урожай; хорошо, если он дотянет до среднего. Но скорее всего, влаги, остающейся в почве, еще хватит на то, чтобы зерно проросло, а вот на то, чтобы росток укрепился и возмужал, не хватит. Возможно, думал Еремин, он и чего-то недоучитывает, может быть, знания и опыт других людей подскажут и что-нибудь неожиданное, другое. Обстановка складывалась угрожающая, и если после такой теплыни сразу лягут на землю морозы, может статься, что район этой осенью вообще почти ничего не посеет, и тогда вся ответственность падет на его плечи. Еремин ответственности не боялся, но это же невиданное дело, чтобы целый район осенью почти ничего не посеял.
Если у него и оставались еще какие сомнения, то в первом же колхозе, куда он приехал, они рассеялись.
— Куда, Иван Дмитриевич, ни кинь — будет клин, — сказал ему председатель Кировского колхоза Степан Тихонович Морозов, с которым они вместе три часа ездили по полям, от бригады к бригаде. — И если посеем сейчас — весной пересевать, и если не посеем — все равно тоже сеять. Так люди же нам не простят, если мы семена и труд загубим. А там, смотри, дождик вокруг погуляет и к нам придет.
— Вот и я так думаю, — обрадовался Еремин.
И когда после этого, продолжая поездку по району, Еремин наткнулся в степи на сеялочные агрегаты, он уже без колебаний, своей властью прогнал их с поля и, заехав в МТС, коротко сказал директору Мешкову, что только ради первого случая это ему прощается, но только в первый и последний раз.
А жара, как нарочно, стояла летняя. Вокруг по горизонту громоздились тяжелые тучи, их пороли молнии, и порывами ветра приносило раскаты грома, запах дождя, а над землями района опрокинулся лазурно-чистый, без облачка, без единого волокна купол неба. Стаи уток и гусей, начавшие свой осенний отлет и тоже, должно быть, обманутые этой игрой природы, теперь потянулись в обратном направлении, на летние озера.
В другое время Еремин только порадовался бы всей этой благодати, сейчас же он охотно променял бы ее на осеннее ненастье, на проливной дождь, на слякоть и грязь, только, конечно, с условием: хотя бы дня три после этого постояла посевная погода.
Нет, сеять нельзя. Это будет преступлением. Не для того же его пять лет учили на народные деньги в институте и не затем избирали секретарем райкома, чтобы он теперь все это забыл, всем этим пренебрег и, спасая свою шкуру, думал только о цифрах в графе посевной сводки, а не о сотнях и тысячах тонн действительного урожая на полях района.
Но коль твердо решение не сеять, надо сделать и так, чтобы после первого же дождя район отсеялся не за десять — пятнадцать, как обычно, дней, а за два дня и, самое большее, за три. И, объезжая район, встречаясь с председателями колхозов и колхозниками, проверяя готовность тракторного парка, Еремин только и уповал на это и это же внушал людям.
Во время поездки его мысли несколько раз возвращались к той докладной записке, которую он обещал прислать в обком Семенову. Чем больше Еремин обдумывал ее, тем тверже приходил к убеждению, что главному обстрелу надо подвергать неправильное, сковывающее инициативу колхозов планирование. В этом корень многих зол.