В Египте все происходило иначе. Исида, согласно египетскому мифу, не нашла фаллоса своего супруга, ибо его пожрала рыба (или же он упал в воду), но как всемогущая богиня сотворила его. Поэтому во главе торжественной процессии жрецы Осириса несли вновь созданный фаллос Осириса. Осириса же повсюду изображали с поднятым фаллосом — символом созидательной, оплодотворяющей силы бога.
Нельзя было ожидать, чтобы каждый верующий добровольно отсек себе фаллос ради грядущего воскресения, иначе целые народы прекратили бы свое существование. Но можно было доказать свою веру в священное животворное фаллическое дерево другим путем — отрезанием и принесением в жертву хотя бы части фаллоса, то есть обрезанием.
В Египте обрезание производилось еще в первобытные времена, во всяком случае там это очень древний обычай. Видимо, в древнейшее время обрезание производили только жрецы и цари и лишь позднее — весь народ, и возможно даже девушки. Отдельные исследователи считают, что даже в раннем палеолите обычай обрезания был распространен во всей Африке. Эта гипотеза представляется весьма обоснованной в связи с древнейшим культом дерева и жезла. Но обрезание не было специфически африканским обрядом. Оно было широко распространено в Аравии, Сирии, Малой Азии и, очевидно, даже в Европе. Воины, нападавшие в XIII–XII веках до н. э. с европейских берегов и островов Средиземного моря на страны Ближнего Востока, Сирию, Ханаан и Египет, по сообщениям египетских источников, были подвергнуты обрезанию. Напротив, Библия неоднократно подчеркивает, что филистимляне не были «обрезаны».
Вообще, ни европейские племена, ни монголы не знали обрезания. Предметом их культового поклонения был топор, которым срубили дерево, а не само дерево.
Обряд обрезания встречается, однако, в Индонезии и у индейцев Америки. Персы, тюрки (мусульманские страны вообще) также переняли этот обряд.
Там, где сейчас еще проживает несколько миллионов «обрезанных», можно найти массу аргументов в пользу этого обряда: прежде всего, якобы, его гигиеничность, но первоначальный смысл его забыт. Иногда утверждают, что он связан с достижением зрелости. Но как можно говорить о зрелости в применении к младенцам, прожившим на свете восемь дней? Скорее обрезание следует воспринимать как религиозный обряд. Человек должен был или полностью отказаться от традиции, или просто предать забвению причины ее возникновения или смысл. Человек давно выбрал последнее. Духовное наследие, помимо воли человека влиявшее на него, не позволяло ему отказаться от традиции и вынуждало выдвигать иные толкования и забывать древние первопричины.
Уже в I веке до н. э. александрийский философ Филон[305] не мог сказать по поводу обрезания ничего иного, кроме следующего: «Хотя обрезание и означает устранение похоти и всех страстей и устранение безбожного мировоззрения, при котором дух познает возможность создания через самого себя, но именно поэтому мы и не хотим устранить закон обрезания. Ибо ведь тогда мы будем нарушать обычаи святилищ и не будем уже придавать значение тому, что откроется нам с помощью более глубокого ощущения».
Первая часть этого тезиса представляет собой не что иное, как перенесение собственных представлений на непонятное прошлое, вторая выражает заботу о том, чтобы безнаказанно не нарушалась священная традиция независимо от того, понятен ли ее смысл в настоящее время или нет.
Следы изначального смысла обряда обрезания можно, однако, еще и сейчас найти у современных отсталых племен. У австралийцев племени мурнгин при совершении обрядов, связанных с достижением зрелости, юношам говорят перед обрезанием: «Великий змей-отец [имеется в виду Млечный Путь] чует запах твоей крайней плоти и жаждет ее». Тут женщины начинают петь ритуальный гимн, чтобы воспрепятствовать Великому змею целиком пожрать юношей. Обрезание представляется формой жертвоприношения, заменяющего полное поглощение змеем.
И в этом случае Библия снова выступает как ценнейший источник для исследования культурной и духовной историй человечества.
Когда Ной после потопа покинул ковчег, бог дал ему завет: «И будет радуга (моя) в облаке, и я увижу ее, и вспомню завет, вечный между богом (и между землею) и между всякою живою душою, и между всякою плотью, которая на земле»[306].
Примерно полторы тысячи лет спустя, когда ангелы господни обещали Аврааму под священным мамврийским деревом, что у его престарелой жены родится сын, Авраам получил новый завет. Явившись Аврааму, бог сказал, что он, всемогущий, намерен дать ему свой завет[307]. О завете, данном Ною, бог при этом ничего не сказал, что кажется тем более поразительным, что, по древней религиозной традиции, сыны Израиля любили ссылаться на бога своих праотцев. Очевидно, первый завет уже утратил в то время свое значение. О Ное больше не говорится ни слова, древний священный и «вечный» завет, который даровал бог Ною, не упоминается. В священных писаниях Израиля нет ссылок на этот первый завет. Сынам Израиля уже не являлось более божество, заявившее, что оно — бог Ноя.
305