– Я дам больше. Вдвое.
Молчание.
Цветочный аромат тает. И ощущение чужого присутствия, взгляда, исчезает вместе с ним.
– Послушай, – Мефодий прижал ухо к стене. В старых домах всегда есть свои тайны, правда, обычно весьма материальные. – Если тебя шантажируют…
…Мало ли, вдруг девчонку втянули обманом, сказали, что подшутить хотят, но шутка зашла чересчур далеко?
– Я обещаю защитить. Никто тебя не тронет…
Тишина.
И понимание, что женщина в белом ушла.
А простукивание стены не дало результатов – если и имелся в ней тайный ход, то скрыт он был хорошо. Уснуть не удалось, а бессонная ночь не пошла на пользу.
– Дядя Федя, погано выглядите. – Гришка, мелкий гаденыш, не преминул заметить. – Не спалось? Что случилось? Спина? Или к вам тоже призрак пожаловал?
Он сидел, откинувшись на спинку стула, забросив ногу за ногу, и вилку в руках этак небрежно вертел.
– Гришенька! – встрепенулась Софья и уставилась на Мефодия немигающим змеиным взглядом. – Ну зачем ты так шутишь? Ты же знаешь, что я призраков боюсь.
– Призраков не существует, – Мефодий взгляд выдержал.
– И дамы в белом? – Гришка не собирался отступать. Знает что-то? А ведь его комната в том коридоре. И с незнакомки сталось бы спрятаться…
– И дамы в белом, – с вымученной улыбкой ответил Мефодий.
– А по телевизору сказали, – начала было Стася, но, столкнувшись с ледяным взглядом Греты, стушевалась и почти шепотом добавила: – Что призраки – это энергетическая аномалия.
– Действительно, – Грета все еще носила черное, демонстрируя глубину своей скорби. – Если уж по телевизору сказали, то так оно и есть!
Ее губы дрогнули, растягиваясь в подобии улыбки.
Гадюшник. Как есть гадюшник!
– Мефодий! – Грета повернулась к нему, смерив насмешливым взглядом. – Мне кажется, ты слишком усердно взялся за дело. Тебе не помешал бы отдых.
Надо же, а когда-то он был влюблен в эту женщину!
В девушку с черными кудрями, которые она подвязывала расшитой лентой. А лента съезжала и в конце концов падала, отпуская кудри на волю. Та девушка умела и любила смеяться. Она запрокидывала голову и руки раскрывала, словно желая обнять весь мир, кружилась, приплясывая. И синяя длинная юбка поднималась, обнажая узкие щиколотки.
Та девушка носила гроздья бус и длинные серьги из кораллов, не думая о таких абстрактных вещах, как дурновкусие, хорошие манеры… положение в обществе.
Она выбрала Кирилла.
А Мефодий сбежал от чужого счастья. И вернувшись, застал лишь осколки.
Куда что подевалось?
– Мы могли бы прогуляться, – сказала Грета, потягивась.
– Тетушка, – мелкий поганец снова влез в разговор. – Неужели вы рассчитываете оживить старые чувства?
– Не твое дело, – рявкнул Мефодий, чувствуя, что еще немного – и сорвется.
Гадюшник.
Но он слово дал Кириллу.
– Ну… почему не мое. Вот поженитесь вы, – мелкий поганец отложил вилку и локти поставил на стол, наклонился, упираясь острым подбородочком в скрещенные руки. – Поже-е-енитесь… детишек нарожаете.
При этих словах Грета скривилась.
– И забудете упомянуть меня в завещании. А я ведь родственник. И рассчитываю на справедливость.
– Гришенька! – охнула Софья. – Что ты такое говоришь?
– Правду, мама. Ну вот посмотри на нее, она же сейчас из платья выпрыгнет. И выпрыгнула бы, если бы помогло. Только дядя Федя у нас отшельник. Или этот… как его… которому женщины не интересны.
Поганцу нравилось проверять нервы окружающих на прочность.
– Дело в том, маменька, – поганец сморщил аристократический носик, – что нас с тобой прокатили. Кто бы мог подумать, что папаня возьмет и о единственном ребенке позабудет?
И в который раз при этих словах Мефодий испытал глухое раздражение.
Ребенок?
Да. Анализ проводили трижды.
Но несмотря на общую кровь, в мелком поганце не было ничего от Кирилла. Разве что светлые волосы, которые Гришка отращивал, полагая, что это придает ему шарма.
Он тощий. Нескладный, как аист-переросток. Сухощавый и, по собственному мнению, которое горячо поддерживала Софья, полон исключительных достоинств.
– Как это вышло, что он взял и все отписал дядьке?
Вопрос мучил всех. И Софья, вздохнув, потупилась. А Грета поглядела на мальчишку с интересом.
– Полагаете, я подделал завещание? – Мефодий понял, что близок к срыву.
– Ну что ты, дядя Федя! Мы думаем, что завещание было настоящим, но… Странно, что написано это завещание за два дня до смерти.
– Ты…
– А еще, – Гришка поднялся и потянулся. – До твоего появления папочка не был замечен в пьянстве.
Огромным усилием воли Мефодий заставил себя сидеть.