— В прошлый раз, помнится, я рассказала тебе, что мы нашли затерянную среди черных небес планету… чужой мир, все люди которого погибли много сотен лет назад. Но среди них попадались маги и колдуны, сибиллы, то есть, умевшие изготовлять чудодейственные талисманы. Один из них ты видишь на мне — эта хрустальная цепь с колокольцем позволяет мне понимать все людские языки, а моим собеседникам — внимать моей речи без толмача. Порой мне даже кажется, что меня понимают даже звери и птицы… Но я не о том. Она вздохнула и опустила голову.
— Я о Светлячке.
— Я это понял, прекрасная госпожа моя.
Да, верно, в прошлый свой прилет она уже рассказывала ему о своих поисках, но он ничем не мог помочь ей. Невеликодушно, наверное, заставлять его еще раз признаваться в своем бессилии.
— Понимаешь, Лронг, иногда надо просто выговориться, чтобы отмести все прежние предположения — тогда на их место придет что-то новое и, может быть, верное. Но так говорить можно только в кругу близких людей, когда не надо выбирать слова или, наоборот, прятать за ними что-то недосказанное.
Он прошелся по вытоптанному ковру, пригасил пару светильников — под сводом из тисненой кожи разлился мягкий полумрак, в котором слова текли свободнее, а звуки их казались мягче и доверительнее.
— Но как в прошлый раз я не смог помочь тебе, госпожа моя, — с горькой откровенностью признался он, опускаясь возле ее ног на ковер, — так и сейчас не вижу, чем могу быть полезен. Вот если бы мой отец сохранял еще ясный ум…
— А сибилло?
— На всех дорогах Тихри, вместе взятых, не найдется второго такого отъявленного и бесполезного болтуна и вруна. Так чем же он сможет быть полезным тебе на твоем Джаспере?
— Не на Джаспере — на Свахе.
— Хм?.. — невольно вырвалось у Лронга, изумленного тем, что целый мир может носить такое диковинное имя.
— В давние времена, когда наши предки только-только открыли — или приобрели — способность летать по просторам необозримой Вселенной, ими было найдено столько неизвестных миров, что приходилось давать им первые пришедшие на ум имена — в полеты ведь отправлялась в первую очередь любопытная молодежь, не обремененная ни мудростью, ни даже хорошим вкусом. Вот и появились в Звездных Анналах такие созвездия, как Собачья Колесница, Шлюшкина Норка… и наша Сорочья Свадьба. В этом созвездии, откуда, как мы полагаем, был привезен наш маленький Шоёо, мы нашли только одну звезду, у которой имелись планеты; честно признаться, нам тоже было недосуг выбирать благозвучные названия, и мы поименовали их просто Жених, Невеста и Сваха. Вот на последней-то мы и потеряли понапрасну почти год, и я не знаю, что нам делать, чтобы и дальше не тратить попусту драгоценное время…
— А в двух других мирах разве не живут создания, подобные человеку?
— Никто там не живет. То, что мы назвали Женихом — раскаленный шар, пылающий, как и положено страстному жениху: слишком близок он к ослепительному солнцу. На него мы не смогли бы даже высадиться. Невеста расположена подалее, она засушлива и спокойна, так что больше похожа на иссохшую старую деву; кораблик моего супруга, опускавшийся на ее каменистые равнины, не нашел там ничего, кроме ползучих тварей и чахлых колючек. Эта планета тоже слишком близка к яростному светилу, под лучами которого разумная жизнь просто немыслима.
А вы полагаете, что разумная жизнь иных миров подчиняется только тем мыслимым законам, которые вы открыли для себя?
Она поглядела на него с изумлением:
— И почему я раньше не поговорила с тобой, мудрый правитель Лронг? Ты совершенно прав: на выжженной солнцем Невесте когда-то, еще до первого посещения древних джасперян, могла существовать неведомая нам жизнь… — Она порывисто поднялась — и едва не подпрыгнула: прямо под ноги ей подкатился белый шар, точно пушистый футбольный мяч (еще одна выдумка командора для развлечения своих не слишком обремененных заботами дружинников).
— Пыжик! — вскрикнула она, радостно подхватывая на руки детеныша гуки-куки. — Ой, как потяжелел! И кто научил тебя так кувыркаться? Смотри, от мамаши попадет.
— Сибилло, пугало безмозглое, кто ж еще! — раздался низкий бархатистый голос, вызывающий в воображении образ благодушного гигантского шмеля. — Солнышка тебе над самым темечком, княжна нездешняя!
Мона Сэниа оглянулась — приподняв полог мускулистой рукой и уперев другую в крутой бок, на пороге стояла Паянна, как всегда, во вдовьем балахоне с пятью белыми полосками на рукаве — знак того, что пятеро дорогих ее сердцу людей отошли в край леденящих снегов. Черное и белое, желтое и красное — княжеское знамя Лроногирэхихауда: чернота живого тела, белизна предстоящей смерти, золотистость солнечного луча и пурпур… а вот тут уж не иначе как жрецы-красноризцы постарались, чтоб о себе напомнить…
— И тебе солнца неизбывного, добрая Паянна!
— Добрая! — фыркнула княжеская домоправительница, заходя в шатер шаркающей походкой, выдающей отечность когда-то резвых ног. — Слыхало бы тебя сибилло! Да и ты, князюшка, хорош — что не позаботился, не кликнул на стол собрать?
— Разговор у нас, не до того, Паяннушка!
Она необидчиво пожала плечами, сгребла в охапку резвившегося гукеныша и направилась к выходу.
— Так звать ли сибиллу, госпожа моя? — спросил вполголоса Лронг.
— Нет, — неожиданно решила принцесса. — А вот ты, Паянна, останься.
Грузная фигура замерла, потом плавно развернулась, и на плоском невыразительном лице поползли вверх серебрящиеся проседью косички бровей:
— Почто так, княжна? С волхователем равняешь?
— Просто я никогда не держала совет с женщиной, которая старше меня годами и опытом. Присаживайся.
Паянна, не церемонясь, опустилась в единственное резное кресло, предназначавшееся князю; Пыжик тут же свернулся калачиком и стал похож на белого гуся, спрятавшего голову под крыло.
— А ты что же, никогда материнских речей не слушалась? — неодобрительно пробормотала она.
— Дети королей Джаспера воспитываются без матерей, — пояснила мона Сэниа. — Как только принца — или принцессу — отнимают от груди, его мать навсегда удаляют от королевского двора. С богатым приданым, разумеется. Так что претендентов на ее руку бывает предостаточно — король, как правило, себе в наложницы дурнушек не берет.
— Жестоко, — вздохнул Лронг.
— Зато королевство избавлено от интриг, сплетен и заговоров. Ну да речь сейчас не о том. Я вспомнила, как еще в первую встречу сибилло ваше почтенное каким-то ведовским нюхом учуяло, что на Таире надет амулет в виде сережки. Значит, есть все-таки возможность находить скрытые талисманы!
— Это оно может, — безапелляционно заявила Паянна. — Да что проку? Закобенится, ленив больно.
— Паянна, а если я его очень-очень попрошу… Награду пообещаю царскую.
— Будто оно наград не нахапало!
— Что гадать? — поморщился Лронг, как видно с трудом переносивший брехливого шамана. — Покличь!
— Эгей, сибиллу к Справедливому! — не вставая с кресла, гаркнула Паянна голосом, больше подошедшим бы караванному погонщику. — Пока задницу от пуховика отдерет…
Но мгновенное появление шамана в княжеском шатре свидетельствовало о том, что малопочтенный старец не прохлаждался, а, скорее всего, подслушивал где-то рядышком. Меховая накидка, облинявшая до того, что черно-белые полосы стали на ней неразличимы, жалостливо шелестела на костлявых плечах, зато на голове красовалась невероятная чалма, свернутая из рыжей лисьей пелерины, подаренной ему когда-то Таирой.
— Почто потревожили? — заверещал шаман гнуснейшим сопрано. — Сибилло занедуженное дремало-почивало…
— Полно врать-то, дармоедина плешивая, — оборвала его нытье Паянна. — Здоров ты, как рогат после выгула. А что спал, так сразу видно: сапожки-то твои, пока дрых, без хозяйского ведома вкруг Князева шатра по грязи натоптались. Приструнил бы их!
Мона Сэниа тихонечко вздохнула — тяжко, наверное, Лронгу с утра до вечера слышать такую вот старческую перебранку… Поднялась, подошла к сибилле и, скрывая брезгливость, положила руки ему на плечи. Погладила вылинявший мех: