— Ну так давай. Хотя бы раз в жизни поступи как большая. Иди, вызови помощь. Хоть что-то сделай, черт тебя побери!
— Ты просто хочешь услать меня отсюда. — Она вновь шмыгнула распухшим носом.
— И это тоже. Ты хочешь, чтобы им все удалось, да?
Голова у меня почему-то стала очень большой и легкой. И пульсировала. Багровая мгла, то накатывает, то рассасывается… Заражение крови? Так быстро?
Ныряльщики проводят годы на кораблях, где стабильная бактериальная среда.
Но мне же делали какие-то прививки, там, на Луне…
Соображать удавалось с трудом.
Аргус, подумал я, бедный аргус, ему сейчас тоже плохо.
И увидел червоточину.
Она раскрылась прямо передо мной, как цветок, чудесный лиловый цветок с сияющими лепестками, и аргус был рядом, его сознание, его удивительные глаза, словно мы были в Глубоком космосе и он показывал мне то, что не увидеть больше ни одному человеку, только нам, только тем, у кого аргус в поводырях…
Мы видели то, чего вам никогда не увидеть!
Пошли, сказал аргус, пошли вместе, мы с тобой единая сущность, а я умею открывать червоточины, ты разве не знал, мы пройдем напрямую и выйдем в замечательном месте, я и ты, одна сущность, это симбиоз, ты разве не знал, у них свой путь, у нас свой, мне здесь не нравится, пошли, пошли, пошли…
А женщина?
Женщина — нет, она сама по себе, а мы — одна сущность, две половинки целого, мне плохо, и я вижу людей, они еще далеко, но скоро будут близко, я не хочу умирать, я уже вырос, я могу открывать червоточины, не только видеть, не только показывать тебе, слепому, безглазому тебе, уходить, уходить с тобой, мы созреваем только рядом с вами, а вас так мало, настоящих так мало, те, которые идут сюда, не настоящие, я боюсь, пошли, пошли, пошли…
А женщина?
Женщина — нет.
Я открыл глаза.
Плохо. Я уже начинал бредить.
Она сидела рядом, обняв меня за плечи.
— Уходи, — сказал я, — ну пожалуйста. Ты ведь не какая-нибудь романтическая особа. Ты взрослая, ответственная, умная женщина. Ты должна взвешивать шансы и поступать соответственно. Еще пара километров, и ты попадешь в зону другого ретранслятора. Вызовешь помощь. Дождешься ее. И приведешь сюда. Хорошо?
— А… ты?
— Я подожду.
— Аргус…
Она наклонилась и положила руку ему на холку. Тяжелая голова ткнулась ей в ладонь.
— Он признал меня, — сказала она удивленно.
— Да. — Я прислушивался, но вокруг было тихо. — Надо же!
— И мне кажется… мне кажется… Он как бы где-то рядом. Я не знаю, как сказать…
Я покосился на аргуса. Он дышал ровнее и больше не припадал на лапы. И там, где всегда, десять лет подряд на краю сознания я ощущал его присутствие, сейчас была странная пустота.
Никогда не слышал, чтобы аргус поменял симбионта. Связка между человеком и аргусом считается неразрывной. До смерти. Это как сиамские близнецы. Умирает один — умирает и другой. Впрочем, аргусы, в отличие от собак, живут долго.
— Очень хорошо, — сказал я, — значит, ты можешь взять его с собой. А он видит силовые поля. Он выведет тебя к трассе. Там ретрансляторы на каждом шагу, буквально на каждом шагу. Ты вызовешь помощь и вернешься. Быстро. Пожалуйста, быстрее!
Она кивнула. Неуверенно взглянула на меня и поднялась. Аргус тоже поднялся. И прижался к ее ноге. Она обернулась, уходя. Он — нет.
В общем-то, я подложил ей свинью.
Она поймет это, когда обнаружит, что от аргуса ей не избавиться никогда. И когда почувствует косые взгляды, и никто не будет приглашать ее на вечеринки, и ни один мужчина больше никогда не рискнет обнять ее, потому что то, что будет чувствовать она, будет чувствовать и аргус… А людям это неприятно.
С другой стороны… Эта история наверняка вызовет скандал. Журналисты так и вцепятся в нее — на спокойной Земле так мало новостей. И общество, мучимое комплексом вины, будет к ней особенно внимательно.
И конечно, она будет получать мою пенсию.
Она ведь моя жена.
А потом, сказал я себе, аргус заберет ее в какое-нибудь удивительное место, куда, оказывается, уходят все они, — вот почему никогда не собираются вместе ныряльщики и их поводыри… Нет, это уже из области бреда. Наверняка у меня сейчас температура за сорок. И эта пустота, расползающаяся внутри, — скоро она станет еще больше и пожрет меня.
Но какое-то время у меня еще оставалось.
Он легко ушел, подумал я, мне казалось, он привязан ко мне, как я к нему, но она была права — это чужое существо, нельзя угадать, что он чувствует на самом деле. Не было никакой привязанности, никакого доверия, ничего не было — только нерасторжимая связь, которую он все-таки сумел разорвать, уйдя по нити моей любви.