– Я находился по работе в Гетеборге и решил забрать тебя. Тем более мы виделись давно, – тихо ответил папа.
Да, это точно. Когда они с Изабеллой отправились на медовый месяц в Париж, я оканчивала школу. Ждала их на свой выпускной, однако прости, милая, но обломись… Их рейс задержали. Какая ирония.
И только спустя полгода, на День благодарения, мы смогли нормально увидеться. Помню тогдашние бурлящие эмоции, волнение и обиду, отравляющую воздух. Я по-прежнему злилась на них и держала неплохую дистанцию, желая побыстрее закончить ужин с индейкой, чтобы избавиться от компании ранивших меня людей. Хорошо, что теперь все в порядке… Обиды забываются, раны затягиваются, но память, увы, не стирается.
– Как дела у Изабеллы?
– Сама скоро увидишь. Она приглашает вас с мамой в гости. Кстати, приезжают ее родители на недельку-другую. Думаю, тебе будет с ними интересно.
– Хорошо, – устало выдохнула я, уткнувшись в холодное окно лбом.
Деревья и простирающиеся пейзажи провожают меня до дома; часто встречаются дорожные знаки, рекламные щиты и машины с незнакомцами. Папа включает радио и делает звук громче, прокомментировав это действие хорошей джазовой композицией.
Я глубоко вздохнула и решила перестать думать. Мысли не всегда приносят пользу. Лучше просто наслаждаться поездкой, а о Митсент-Сити думать как об обычном городе, где покоятся воспоминания…
Родной город встретил меня серым густым туманом и проливным дождем. В отличие от Роунд Стэйт здесь на земле не лежат снежные сугробы, лужи не покрыты льдом; зато воздух остается таким же зябким и мерзлым, а когда дышишь, из носа или рта выходит горячий пар.
Расстояние от колледжа до Митсент-Сити где-то четыреста километров, поэтому домой я прибыла глубокой ночью. Дороги пустые, магазины хоть и закрыты, но завлекающие людей вывески горят, освещая собой мокрый асфальт, раскрашивая его то в розовый, то в больнично-белый цвет.
Джип заворачивает на нужную улицу, проезжая мимо знакомых мне домов, и останавливается рядом с затопленной дождевой водой лужайкой. Я не спешу отрывать взгляд от соседних гнездышек, вспоминая лица тех или иных людей. Признаться честно, мы никогда особо не были близки с соседями. Они знали нас как развалившуюся семью, где есть девочка-подросток и работающая мать. Понятия не имею, какое представление у них сложилось об отце, но косились они в его сторону с неприязнью. Тогда я была солидарна с мнением прохожих, мысленно поливая папу всей возможной грязью. А что? Мои чувства ранили, разбили сердце. Ребенок, а уже не верит в любовь… Или просто боится? Да какая, черт побери, разница, если в итоге меня предали дважды.
Горько усмехнувшись своим мыслям, я часто заморгала и схватилась за ручку дверцы, повернув голову к своему домику. Он совсем не изменился. Все та же коричневая дверь, окна, за которыми, по ходу, горит один ночник. Боже правый, неужели мама до сих пор не укладывалась спать? Время полтретьего!
– Ты беги в дом, а я вещи занесу, – распорядился папа, поправляя шарф вокруг шеи.
Набрав побольше воздуха в рот, я морально готовилась к тому, чтобы выбежать на улицу, где температура воздуха была ниже нуля. Сейчас мурашки до смерти затопчут…
Раз. Два. Три. И я, тщетно пытаясь укрыть макушку руками, бегу прямо к крыльцу, проклиная сегодняшний ливень. Вода мгновенно впиталась в ткань пальто, умудряясь стекать по лицу к шее и за шиворот. Я судорожно нажимаю на дверной звонок, молясь лишь о том, чтобы мама поскорее впустила меня в дом. И, видимо, молитвы мои успешно добрались до неба, поскольку сонная мама, одетая в синий махровый халат, дергает за ручку и появляется в проеме, шокированно и одновременно радостно распахнув глаза.
Ее сонливость как рукой сняло, а сама она издала писклявый звук, обнимая меня за мокрые плечи.
В лицо врезались тепло и домашний запах, наполненный уютом и ароматом яблочного пирога. Эх, как в старые добрые времена…
– Я так рада! Наконец-то ты приехала! – мама помогает мне избавиться от верхней одежды и крепко-крепко, словно я только что вернулась с фронта, заключает меня в долгих объятиях.
Закрываю глаза… Она так вкусно пахнет духами: это ее запах… Такой дорогой и самый лучший, резковатый, но не опьяняющий голову.
Волосы мамы собраны в хвост, на макушке заметна седина – видимо, она еще не навещала своего парикмахера. Морщинки под глазами углубились, однако этот факт ничего не портил. Она по-прежнему была красавицей, только похудела немного.