Шёл десятый день обогащения. За это время Живожук ни разу не удосужился побриться, нормально поспать и полноценно поесть. Все гигиенические процедуры он делал урывками, боясь потерять драгоценное время. Питался всухомятку, паче что и плита и холодильник также таили в своих недрах банкноты. Всю энергию и силы Иван Алексеевич тратил на выемку денег из кошелька и их сохранение. Пальцы его, от беспрерывного взаимодействия с неисчерпаемым кожаным чудом, стали крючковаты и распухли, глаза слезились и под ними образовались тёмные мешки. Но на это миллиардер (теперь уже) Живожук внимания не обращал.
К концу месяца у Ивана Алексеевича имелась на руках странная, но, несомненно, бесценная карта местности того района, где он проживал. Каждое, хоть чуточку укромное место было помечено на ней крестиком с указанием веса и глубины. Но и это Ивану не помогало. Его терзали страхи богатство потерять, а теперь начали мучить ночные кошмары, во время непродолжительных уходов в сон. То снилось ему, что кошелёк украден ворами, то виделось, что все деньги вдруг неведомым образом испаряются, оставляя вместо себя мерзких и жирных белых опарышей. А однажды приснилось, что сосед Семён, узнав тайну кошелька, написал об этом в газету «Труд», и на квартиру Живожука заявилась проверочная комиссия во главе с участковым милиционером и собакой породы такса, которая гавкала человеческим голосом:
— Где хранишь миллиарды, жучара?!!..
А участковый ей подсказывал:
— Карта у него. А ну-ка, фас! Ищи! — и такса кидалась на Ивана и кусала больно за пальцы, а другие члены комиссии, среди которых мелькал и завистливый сосед, украдкой таскали из шкафов и полок денежные пачки.
Просыпаясь, Иван Алексеевич вскакивал и проверял: целы ли деньги. И, убедившись, что целы, продолжал вынимать всё новые и новые из нескончаемого кожаного жерла. При этом он, имея взгляд совершенно сумасшедший, напевал себе под нос:
— Деньги-денежки, деньги-денежки… ой, да деньги-денежки, денежки мои!..
Бережно гладил купюры, словно те были ласковыми зверьками, а некоторые даже целовал, хищно озираясь по сторонам.
В один из дней, грязный, заросший сиреневой щетиной Живожук услышал звонок в дверь. Он подскочил, как ошпаренный, и тихо прокрался к глазку. На пороге стоял сосед Семён, переминаясь с ноги на ногу, словно дожидаясь очереди у биокабинки на оживлённом проспекте.
— Чего? — спросил, не открывая, Живожук, и сам не узнал свой голос.
— Слышь, сосед, — прижавшись к щели, взмолился Семён Фёдорович, — выручи а? Дай тыщу до получки!..
Живожук от такой просьбы словно в прорубь нырнул. Ему стало холодно и жутко.
— Что ты! Что ты! — испугался он так, будто его просили прыгнуть с крыши, — Нету у меня! Ни копейки нету!
— Да я верну, — не отставал сосед и щурился слепо в глазок.
— Откуда, ты что? Где же взять? Нету денег, богом клянусь! — задрожал Живожук, не зная, куда деться.
— Не видать тебя давно, — вещал назойливый сосед, — и окна все в краске. Что ты там затеял-то?
— «Вот собака!» — думал Иван Алексеевич, а сам отвечал, — Ремонт у меня. Ремонт! А денег нету!
— Может, выпьем по-соседски? — предлагал липучий Семён, — Коньячку?
— Не пью я. И денег нет!
Сосед, постояв ещё с минуту у двери, ушёл, а Живожука словно током пробило озарение. Он понял, что поможет ему сохранить всё!
— Звонок! Телефонный номер! Вот в чём дело! — выудив из брюк бумажник, он извлёк трамвайный талончик с номером и посмотрел внимательно. Семизначный номер, без кода города, был на нём.
— Московский! — определил Иван Алексеевич, и, дрожа, принял в руки трубку.
Он, тщательно сверяясь с бумажкой, набрал, и услышал вместо гудка — звонок. На кухне надрывался второй спаренный телефон, который звонить сейчас никак не мог. Иван испуганно дал отбой, однако телефонная трель не прекратилась.
— Не подойду! — решил Живожук. Но телефон звонил, не умолкая. Он разламывал голову, и совсем некуда было деться от настырного сигнала. Спустя десять минут мучений, когда звонок, точно сверло, впился в мозг, и уже начал дробить сознание, обезумевший Иван подлетел к трубке.
— Аллё? — спросил он с замершим сердцем.
В трубке слышалась возня. Казалось, будто кто-то на том конце пытается выхватить у противника трубку.
— Аллё, говорите! — просипел непомерно обогатившийся, и тут услышал тонкий издевательский голосок:
— Деньги-денежки, деньги-денежки… ой, да деньги-денежки, денежки мои!.. — пропел гадкий фальцет, и связь оборвалась.