Кожевник явно испытывал облегчение, но затем снова заколебался:
– Доктор, простите меня. У нас нет денег на оплату вашего посещения.
Джеана поморщилась. Возможно, он не новообращенный и придавлен грузом налогов, но не отказался от своего поклонения богу-солнцу, Джаду. Но кто она такая, чтобы рассуждать о свободе совести? Почти треть ее собственных заработков уходила на уплату налога киндатов, а она не причисляла себя к религиозным людям. Не многие лекари были религиозными. Другое дело – гордость. Киндаты были странниками, так они называли себя в честь двух лун, блуждающих по ночному небу среди звезд, и, с точки зрения Джеаны, они не для того забрались так далеко за столько тысячелетий, чтобы закончить свою долгую историю здесь, в Аль-Рассане. Если этот джадит испытывал те же чувства к своему богу, она могла его понять.
– Мы уладим вопрос с оплатой, когда подойдет время. На данный момент вопрос в том, нужно ли сделать ребенку кровопускание, а отсюда, с базарной площади, мне это сделать трудновато.
Она услышала смех из очереди у палатки. Но проигнорировала его и заговорила помягче. Лекари-киндаты имели репутацию самых дорогих на полуострове. «И вполне заслуженно, – подумала Джеана. – Мы единственные, кто хоть что-то знает. Но с моей стороны нехорошо упрекать людей за тревогу об оплате».
– Не бойся, – улыбнулась она кожевнику. – Я не ограблю тебя и твоего мальчика до нитки.
На этот раз рассмеялись все. Ее отец всегда говорил, что половина успеха лекаря в том, чтобы заставить пациента в него поверить. Джеана обнаружила, что здесь смех определенного рода помогает. Он внушает чувство уверенности.
– Узнай положение обеих лун и Высших Звезд в час его рождения. Если я буду пускать ему кровь, то мне нужно высчитать подходящее время.
– Моя жена знает, – прошептал мужчина. – Спасибо. Спасибо, доктор.
– До завтра, – быстро сказала она.
Из глубины палатки появился Велас с лекарством, вручил его кожевнику и забрал ее флакон, чтобы вылить в ведро рядом со стойкой. Кожевник остановился возле него, нервным шепотом объясняя, как их завтра найти.
– Кто следующий? – спросила Джеана, снова поднимая взгляд.
Теперь на базаре появилось очень много наемников правителя Альмалика. Русые гиганты с севера, из далекого Карша или Валески, или еще более грозные воины племен мувардийцев, доставленные через пролив из песков Маджрити, с закрытой нижней половиной лица и непроницаемыми черными глазами, в которых ясно читалось лишь презрение.
Почти наверняка это была намеренная демонстрация силы Картады. Вероятно, по всему городу ходили воины, получившие приказ оставаться на виду. Она запоздало вспомнила, что слышала, будто принц приехал два дня назад с официальным визитом в сопровождении пятисот воинов. Слишком много солдат для официального визита. С пятьюстами хорошими воинами можно захватить небольшой город или совершить крупный набег через тагру – ничейную землю.
Здесь нуждались в солдатах. Нынешний правитель Фезаны, опирающийся на постоянную армию, был марионеткой Альмалика. Войска наемников находились в городе под предлогом охраны от набегов со стороны государств джадитов или разбойников, бесчинствующих в селах. На деле же их присутствие было единственным фактором, удерживающим город от нового мятежа. А теперь, после пристройки нового крыла к замку, этих вояк станет еще больше.
После падения Халифата, и еще семь лет назад, Фезана была вольным городом. Свобода стала воспоминанием, а гнев – реальностью: до них докатилась вторая волна экспансии Картады. Осада продолжалась полгода, потом однажды ночью, перед наступлением зимы, кто-то открыл Салосские ворота и впустил армию в город, что и положило конец осаде. Горожане так и не узнали, кто этот предатель. Джеана помнила, как пряталась вместе с матерью в самой дальней из внутренних комнат дома в квартале киндатов, прислушиваясь к воплям и крикам битвы и потрескиванию огня. Ее отец находился по другую сторону стен, его наняли картадцы за год до этого в качестве лекаря армии Альмалика. Такова жизнь врача. Снова ирония.
Трупы людей, облепленные мухами, висели на стенах над этими воротами и над пятью другими много недель после взятия города, их запах заглушал аромат фруктов и овощей на прилавках, словно запах чумы.
Фезана стала частью быстро растущего государства Картада. Как до нее стали Лонза, Альджейс и даже Силвенес, с его печальными руинами разграбленного дворца Аль-Фонтана. А потом и Серия, и Арденьо. Теперь даже гордой Рагозе на берегах озера Серрана грозила опасность, как и Элвире и Тудеске, находящимся на юге и юго-западе. В раздробленном Аль-Рассане, где правили мелкие властители, придворные поэты называли Альмалика Картадского Львом.
Из всех покоренных городов именно Фезана бунтовала наиболее яростно: трижды за семь лет. Каждый раз наемники Альмалика возвращались, и русые, и те, что с закутанными лицами, и каждый раз мухи и стервятники пировали на трупах, распятых на городских стенах.
Но в последнее время появилась и другая насмешка судьбы, более тонкая. Свирепый Лев Картады был вынужден признать появление не менее опасных зверей. Пускай джадиты с севера не очень многочисленны и разобщены, но они прекрасно видят открывшиеся возможности. Уже два года Фезана платила дань королю Рамиро Вальедскому. Альмалик вынужден был согласиться с этим, так как хотел избежать риска войны с самым могучим из королей-джадитов, пока сам он наводит порядок в городах своего раздробленного царства и сражается с бандами разбойников, совершающими набеги на южные холмы, и с эмиром Бадиром Рагозским, достаточно состоятельным, чтобы самому обзавестись наемниками.
Пусть Рамиро Вальедский правит обществом неотесанных пастухов и примитивных крестьян, но это также общество, организованное для войны, и Всадников Джада опасно недооценивать. Только военной мощи халифов Аль-Рассана, правивших в Силвенесе триста лет подряд, хватало на то, чтобы покорить большую часть полуострова и удерживать джадитов на севере, а для этого необходимо было совершать один рейд за другим через высокие плато тагры, и не каждый рейд заканчивался успешно.