Мы ознакомили с планом другие группы и афганцев, проверили свое снаряжение и ждали окончательного одобрения Болдука. После более чем десяти дней работы в полевых условиях я наконец-то обнаружил, что мне нечего делать, и понял, что с момента прибытия я не разговаривал со своей семьей. Телефонный звонок домой успокоил бы мои нервы.
Черный спутниковый телефон нагрелся, когда я прижал его к уху. Далекие, царапающие мелодии звонка наконец прервал знакомый голос моей жены. После короткого приветствия и рассказа о семье она дала трубку моему ребенку.
"Папа, что ты делаешь?".
"О, просто преследую плохих парней", - сказал я.
"Будь осторожен. Папа, мне приснился сон. В моем сне плохие парни стреляли в тебя из кустов. Они хотели тебя ранить".
"Ну, что ты хочешь, чтобы я сделал, дорогая?" спросил я, вложив в свой голос всю силу поддержки и любви, на которую был способен.
"Стреляй по кустам, папа. Там они прячутся. Стреляй по кустам. Стреляй повсюду".
Глава 13. «ЧЕРНЫЙ» ПО БОЕПРИПАСАМ.
„Ничто в жизни так не воодушевляет, как то, что в тебя стреляли и промахнулись.“
-УИНСТОН ЧЕРЧИЛЛЬ
Издалека западная часть долины Панджвайи выглядела как Эдем. Бесконечное море песка плавно переходило в пышную растительность, покрывавшую глинобитные дувалы и строения, разбросанные по полям и оросительным арыкам. Зубчатые горы, окружающие долину, казалось, защищали ее от внешнего мира.
Но когда мой взгляд устремился на восток к реке, я увидел, что этот мираж рассеялся. Шрамы и руины от битвы тянулись на многие мили. Я видел выстрелы трассирующими и вспышки от разрывов ракет. Повсюду дымились строения и машины. Канадская оперативная группа забила радиоэфир сообщениями о том, что они продолжают "объединяться и перегруппировываться" под огнем противника. Победа ускользала.
У нас не было другого выбора, кроме как занять Спервангар. Без контроля над этой территорией канадцы не могли продвигаться вперед и были бы остановлены. Проигрыш этого решающего сражения стал бы катастрофой для жителей Кандагара, коалиции и всего южного Афганистана.
Ветер был горячее, чем обычно, когда мы все загружались. Я проверил радиостанции внутри грузовика и оружие и просмотрел ламинированные блокноты и краткие справочные листы, прикрепленные ко всем свободным местам под лобовым стеклом. Вокруг моего сиденья были аккуратно уложены бандольеры с боеприпасами, дымовые гранаты, медицинское снаряжение, вода и сигнальные ракеты. Приготовившись, я взял в руку тангенту и вызвал Кандагар. "Орел 10, это Коготь 31. Мы выдвигаемся".
Колонна грузовиков с оружием выстроилась в идеальную V-образную форму. Маршрут вел нас вниз с нашего места на хребте, мимо зеленых сосен, которые скрывали наше приближение к Регаю, маленькому кишлаку в долине между нами и Сперванга. Мы уже несколько дней наблюдали за бегством жителей с вершины и из долины, но сцена, когда мы въехали в кишлак, все равно шокировала.
Жители кишлак поспешно проходили мимо нас, усаживаясь на разбитые телеги, тракторы, ослов, верблюдов - все, что могло двигаться. Регай был последним остановочным пунктом для караванов беженцев, искавших воду перед тем, как отправиться в безопасное место в городе Кандагар. Сотни людей толпились вокруг колодца. Каждый житель кишлака держал в руках ярко-желтый или лаймово-зеленый кувшин с водой. Никто не смотрел нам в глаза. Они знали, кто мы и кто нас ждет.
Несколько наших солдат ANA на Ford Ranger были предупреждены человеком, выехавшим из Реджая на выцветшем белом седане Toyota Corolla. Он не остановился, а указал на холм, сказал: "Мины" и уехал. Предупреждение было передано нам по радиостанции. "Здесь становится все лучше и лучше", - сказал Брайан.
Раскинувшаяся пустыня исчезала в боковом зеркале Ole Girl, а тактический кошмар кишлаков и дувалов открывался, как пасть огромного зверя. Я бросил взгляд на карту. После Реджая мы направлялись прямо к Спервангар.
Когда группа Ходжа миновала Регай, мы сменили строй с широкой буквы V на прямую колонну или "рейнджер-файл" грузовиков, чтобы маневрировать в бесконечном лабиринте разрушенных строений, оросительных арыков, марихуаны, кукурузных полей и плантаций винограда. Столетние хижины для сушки винограда, высотой в три-четыре этажа, усеивали поля, являясь идеальными редутами для снайперов. Я следил одним глазом за хижинами, а другим - за покрытым пылью дисплеем цифровой карты. Мы были близки к точке невозврата, воображаемой точке принятия решения на этой карте.