На следующее утро, пройдясь по карте с одним рыбаком, мы двинулись к Исла-Гранде, в одиннадцати милях от города. (Все расстояния на этом участке я даю в морских милях.) Море, гладкое и блестящее, как стекло, казалось зеркалом, в котором отражался скалистый берег и дробилась хмарь неба. Мы попробовали новый подвесной мотор и были разочарованы: он расходовал слишком много бензина. При скорости всего в два узла он потреблял больше трех галлонов в час, а наш мотор на том же количестве делал пять узлов. И все-таки хорошо, что он у нас был и мы могли его использовать в случае аварии.
Мы делали три узла, идя на средних оборотах. Элен сидела за рулем, Дина спала на койке, а я на носу высматривал мели и скалы. В нескольких милях мористее седая пена разбивалась о Салдеминский риф, а справа от нас волны хлестали неровный берег. Над нами небо было синее, но позади горизонт затемняли серые массивы облаков. Через три часа после выхода из Портобельо показался Исла-Гранде — маленький холмистый островок. На востоке он оканчивался серебристой песчаной косой, окаймленной пальмами. Постепенно вода от берлинской лазури перешла к темно-зеленому цвету, а у берега стала изумрудной и запестрела грязно-бурыми пятнами коралла. К счастью, здесь не было бурунов; мы сбросили газ и дрейфуя пошли к берегу, сохраняя ровно столько оборотов, чтобы джип двигался вперед.
Я пересел за руль. Из кабины не видно было рифов, поэтому Элен стояла на носу и командовала. По неопытности мы не умели определять глубину прозрачных вод и испытали немало страшных минут, когда колеса ударялись о верхушки коралловых рифов и джип кренился на бок. Совсем близко от белого песка я включил передачу и прибавил газ. Джип увяз было передними колесами в мокром песке на самой кромке воды, но мы приспустили шины, и это помогло нам взобраться на нашу первую островную стоянку.
Пока мы подплывали к берегу, он был пуст, но к тому времени, когда выбрались на твердую землю, нас уже окружила возбужденная толпа ребятишек. Глаза и белые зубы, точно огоньки, вспыхивали на черных улыбающихся рожицах. Девчушки наполнили руки Элен ароматными пучками тропических цветов, мальчуганы крутили за стебли кокосовые орехи и протягивали их мне. Вслед за детьми пришли и взрослые, а алькальд острова, тоже улыбающийся негр, дружелюбно нас приветствовал. Их не столько интересовало, откуда мы, сколько восхищало наше появление здесь. Они разглядывали джип со всех сторон, впрочем, ребятишки потеряли к нему всякий интерес, как только выяснилось, что Дина — рьяный охотник за кокосовыми орехами. Мы всегда сомневались в чистоте ее крови — считалось, что она немецкая овчарка, но я уверен, что где-то замешался маленький спаниель. Пока закончились все формальности, было уже три часа. Есть нам хотелось еще два часа тому назад, когда мы высадились на берег, а теперь мы просто умирали с голоду. Стоило Элен сказать, что ей хочется искупаться, как берег сразу же опустел; освежившись и вдоволь наплававшись в прозрачной, как кристалл, воде, мы раскинули лагерь под нависавшими листьями невысокой пальмы. Потом мы сидели на песке и, запивая армейский рацион кокосовым молоком, смотрели в ту сторону, откуда прибыли. Море было спокойно, в воздухе ни ветерка, и только небо было какого-то пурпурного оттенка.
Остаток дня мы провели принимая нескончаемый поток гостей. Вернулись ребятишки и принесли столько цветов, что покрытую ими «Черепаху» действительно можно-было принять за колесницу на турнире роз, как подумал механик станции обслуживания в Пасадене. Мужчины работали на своих небольших полях за проливом в глубине острова, примерно в миле от берега; вернувшись домой, они пришли посмотреть на джип и принесли нам калабаши, полные плодов манго, ананасов, бананов и авокадо. Они пригласили нас в деревню в полумиле от нашей стоянки. Вслед за стайкой ребятишек мы двинулись по извилистой тропинке среди высоких кокосовых пальм, увитых плющом деревьев, папоротников и каких-то широколистных растений. У берега близ деревни на песок были вытащены каяки и долбленые каноэ, некоторые с фруктами, кокосовыми орехами, рыбой и омарами. Дома на сваях без дверей построены из пальмовой коры и тростника, ко входам вели бамбуковые лестницы. Под хижинами лежали связанные гигантские черепахи фута три в поперечнике, а рядом свалены пустые панцири.