Ударил гром, и начался дождь, сначала слабый, потом капли стали крупнее, и мне показалось, что ветер чуть ослабевает и волны успокаиваются. И когда в баке подвесного мотора не осталось ни капли горючего, начался настоящий ливень. Мы очутились в самой середине серой пустыни, а кругом царила тишина, и только дождь выбивал дробь по крыше джипа.
Моторы не работали; мы дрейфовали еще с полчаса, когда Элен заметила что-то темное на горизонте. Там смутно вырисовывался остров.
— Если бы у нас был компас, мы могли бы определить, где мы находимся, прежде чем нас снова начнет швырять, — со стоном сказал я.
— Но у нас есть компас! — вскричала Элен. — Помнишь?
Она пошарила в шкафах и подала мне маленькую коробочку, — это был подарок лейтенанта Букхэммера.
Остров вскоре скрылся, но я все же успел снять показания. Теперь мы снова шли вслепую прямо на остров, повинуясь компасу, и ровно через два часа пятнадцать минут после того, как нас поглотила тьма, мы сквозь дождь увидели Ратон-Кей. Отталкиваясь от рифов шестом, начали пробираться к берегу. Он оказался слишком крутым и очень узким, поэтому «Черепаха» не смогла целиком выйти из воды и остановилась с опущенной в воду кормой, задрав нос между двумя кокосовыми пальмами. А мы несколько минут сидели на берегу и просто наслаждались ощущением твердой почвы под ногами.
Мне давно хотелось побывать на необитаемом острове. Я все время ждал, что нам попадется такой на пути, и, хотя мы насквозь промокли от дождя и соленых брызг и все было не совсем так, как я себе рисовал, мне не терпелось поскорее обследовать Ратон-Кей. Мы пробирались сквозь густую чащу, в восхищении оглядывая экзотические цветы, розовые раковины на песке и широкие веерообразные листья, блестящие от дождя. В одинокой заброшенной хижине из тростника мы видели глиняные горшки и соломенные маты, а на обратном пути к «Черепахе» собирали к ужину дикие бананы и кокосовые орехи. И все время были настороже: не прошуршит ли или не покажется ли где змея. Один раз у Дины вдруг ощетинился загривок — мы оцепенели, а потом рассмеялись, глядя, как она осторожно пятилась от одичавшего кота. Вечером луна прочертила пальмы серебряными полосами и легкий бриз стряхивал капли с их мокрых крон. Наступила тихая звездная ночь; волны, журча, набегали на берег, разгоняя крабов, и где-то порой падал кокосовый орех.
Мы укладывались спать внутри «Черепахи». Она стояла с задранным носом, очень неудобно, но в ту ночь мы способны были спать хоть стоя. Элен уже собралась влезть на свою койку, как вдруг в нескольких сотнях ярдов от берега увидела в море какие-то огоньки. Мы разглядели смутные очертания пироги и в ней четверых или пятерых индейцев. Падре Кольб предупреждал нас, что индейцы считают здешние земли своей личной собственностью и с подозрением относятся к каждому, кто высаживается на необитаемом острове. Каждый их остров — это банк, где на деревьях растут деньги: кокосовый орех стоил четыре цента за штуку.
— Как ты думаешь, что они делают? — тревожно спросила Элен.
— Наверное, ловят омаров среди скал, — ответил я самым беззаботным тоном, хотя вполне разделял ее тревогу. — Сиди тихо, может быть, они нас не заметят.
Элен несколько минут посидела, а потом начала перелезать через сиденье на свою койку и сделала это не очень-то ловко. Она ногой задела кнопку сигнала, и тишину прорезал гудок, такой же неожиданный на островах Сан-Блаз, как если бы на Бродвее вдруг затрубили в раковину. Огоньки на пироге исчезли.
— Прекрасно, — возмутился я, — теперь-то они наверняка знают, что мы здесь.
Я приготовил для мирных переговоров сигареты и мыло и стал ждать. Через несколько минут возле джипа раздался шорох — я включил фары, но это были вовсе не индейские разведчики, а кот, который деловито подъедал остатки Дининого ужина. Элен показала пальцем в ту сторону, где мы видели огоньки. Пирога стрелой неслась прочь, к материку, и индейцы гребли так, словно за ними гнались все черти преисподней.
На следующее утро снова пришлось петлять между рифами, пока мы не выбрались на безопасную лазурь глубокой воды и не взяли курс на Айлиганди. Теперь надо было сорок миль идти без карты; тут она была бесполезной: никаких указаний глубин и даже береговая линия неточна — ее скопировали с испанской карты 1817 года. Но в этой безвестности в таился трепет поиска: может быть, именно здесь лежит легендарное, так и не отысканное «Лебединое гнездо» — тайная гавань сэра Фрэнсиса Дрейка, который скрыл вход в нее специально посаженными деревьями.
Наученные опытом предыдущего дня, мы держались близко к берегу, готовые кинуться к земле при первом же зловещем черном облаке над горами. Около полудня ветер посвежел.