— Это твоя мама? — погруженный в свои мысли, даже не заметил, как «ненаглядная» сводная сестричка зашла в комнату.
— Пошла отсюда, — прошипел я, сдергивая с головы наушники.
— Мне сказали, она стала ангелом… Мой дедушка Ваня, муж бабушки Маши, тоже стал ангелом.
— Никаким ангелом она не стала, — мрачно произнес я, — просто умерла.
— Значит, твоей маме не удалось попасть в рай?! Она что, была плохая?! Врала? Убила кого-то? Или как там, прелюбодействовала?! Ой, то есть…
У Лягушонка всегда была отвратительная привычка говорить в лицо все, что думает. Тактичностью она никогда не отличалась.
— Пошла отсюда.
Навязчивая сводная сестренка надула губы.
— Ну, и пожалуйста, больно ты мне нужен, просто мама попросила попробовать с тобой подружиться. Но ты злой и нехороший, толку что красивый.
— Вот и топай отсюда.
Вечером, возвращаясь из ванной, не удержался, решил потравить себе немного душу, заглянул в бывшую комнату родителей. За полдня нежданно приобретенная сестренка успела превратить ее в нечто невообразимое. На новые шторы прицепила каких-то пластмассовых зверьков, полки заставила рисунками, коробками, шкатулками, книжками, уродскими статуэтками и фотографиями, рамки к которым, видимо, делала самостоятельно, до того неаккуратно и нелепо они выглядели, везде разбросала свою одежду и игрушки. На большом комоде стояли клетки с ее животными, в беспорядке валялись корма и другие принадлежности для ухода за ними. Кошек, слава богу, ей не разрешили тащить в дом… Подобное нагромождение вещей коробило мою врожденную педантичность.
Бесцеремонно, с брезгливой ухмылкой на лице, прошелся по комнате, разглядывая хаос, который она успела развести в своей комнате. Инна сидела на кровати с какой-то книжкой в руках, но не читала, настороженно следила за моими передвижениями.
— Ну как, Лягушонок, тебе понравилась твоя коробчонка?
— Какая коробчонка?!
— Новая комната.
— Да, понравилась, с балкончиком.
Спустить бы ее с этого балкончика.
— Дома у меня не было балкона, мы вообще вместе с мамой спали в одной комнате.
— Теперь твоя мамочка будет спать с моим папочкой, — в голосе издевка и желание задеть.
—Ты ревнуешь своего папу к моей маме?!
Это она меня задела, прямо в больное место попала. Иногда Инна поражала своей проницательностью.
— Нет, конечно, — фыркнул я.
Нет, конечно, все немного сложнее, во мне горела обида за маму, за наше, наверное, не очень-то счастливое прошлое, которое так быстро забыли, устремившись в будущее.
— А ты времени не теряла, за несколько часов превратила такую милую комнату в свинарник.
Инна снова насупилась, исподлобья недобро за мной поглядывая.
— А у тебя комната слишком скучная. Красивая, но скучная, так же как и ты, — и показательно зевнула.
Эта девочка с девяти лет умела мастерски играть на нервах, прирожденная стерва.
— Просто у тебя интересы слишком примитивные.
— Судя по комнате, у тебя примитивные, а у меня, наоборот, разносторонние…
— Причем излишне разносторонние. Хватаешься то за одно, то за другое, и нигде ничего толком не получатся.
— Бабушка Маша, наоборот, говорит, мне удается все, за что не возьмусь.
— Бабушка Маша человек субъективный, она тебе безбожно льстит, а ты всему веришь, наивная чукотская девочка. Рамки, видимо, сама делала, уродские.
Сводная сестренка зло сощурила глаза. Подошел к комоду, из клетки на меня поглядывал маленький белый хомячонок. Глаза черные бусины словно осуждали: «Зачем ты так с нашей хозяйкой?! Она хорошая девочка». Спустить бы вас вместе с хозяйкой с балкончика…
— Как зовут твоих уродцев?
— Сам ты уродец!
Самодовольно ухмыльнулся:
— Ты же недавно говорила, что я красивый.
— Моральный уродец.
Немного опешил, никак не ожидал такого ответа от девятилетней девчонки.
— Ты хоть знаешь, что такое мораль?
Инна, видимо, имела весьма смутные представления об этом понятии, отвечать не спешила.
— Мораль сей басни такова, не родись красивым.
— Ты ею точно не родилась.
— Мама говорит, что я потом обернусь павлином.
Фыркнул смехом.
— Почему павлином?
— Жар-птицей. Но ведь жар-птицы не существует, а самая красивая птица это павлин.
— Глупенькая, разве ты не знаешь, что самка павлина на самом деле серенькая неприметная птичка. Красивые только самцы. Быть тебе страшной лягушкой до скончания веков.