— А как иначе, — жутковато усмехнувшись, Мастер откинул один из мечей, и в его руках, словно из ниоткуда, появилась катана, а в другой — ножны. Пусть я и не знаток, но эта катана явно была необычной. Длиной свыше метра, с длинной рукояткой и слегка изогнутым лезвием, оно плавно переходило в рукоятку, совершенно без гарды.
— Это так называемый меч-посох, или ширасайя. Преимущество этого оружия в том, что с его помощью можно применять три стиля боя. Ниторю — использование двух катан, в нашем же случае, используется катана и ножны в качестве второго оружия. Иторю — подразумевает практику с одним мечом. И то, чему обучать тебя я не буду, у этого стиля нет аналогов, и сам я им не владею. Стиль боя посоха и меча. Технику ты должен определить сам. А школа боя будет кэндзюцу. Некогда обучать тебя защитным техникам или техникам одного удара.
Кэндзюцу — это школа наступательного характера, в которой основной акцент сделан на мощные удары для массовых сражений, стремительные атаки в одиночном бою, скользящие блоки и колоссальную скорость передвижения. Я освоил эту школу боя. Как ни странно, что британец применяет восточные техники боя, но они самые смертоносные и отточенные, что делает их идеальными для мага в боевой медитации. Тебе всё ясно? Лови!
— Да, мастер, все понятно, — машинально перехватил катану, к счастью, за рукоять. Однако в этом потоке наставлений я уловил лишь суть: я должен быть стремителен, использовать катану как с ножнами, так и без них, и… и всё. Остальные слова ускользнули от моего сознания.
— А теперь начнём работать.
Шаг. Удар. Блок. Отскок. Блок. Удар от плеча до пояса. Отскок. Блок. Прыжок. Перекат. Круговой удар. Удар в колено. Блок. Уворот…
Движения сливаются в едином танце, каждое — отражение мгновения, каждое — дыхание жизни. Я погружаюсь в ритм, где каждая атака наполняется силой, а каждое уклонение становится искусством. Это не просто тренировка — это симфония тела и духа, игра на грани света и тьмы, где каждый шаг ведет к прозрению, а каждый удар отзывается в бесконечности.
Пот, как дождь, стекает по спине и лицу, несмотря на каждые час отдыха; всё тело и связки мучительно протестуют при каждом движении, посылая волны боли. Они настойчиво намекают, что пора остановиться. Но Мастер не щадит меня, подгоняя с непреклонностью. Солнце уже скрылось за горизонтом, и лишь магия Мастера освещает поляну, заставляя меня трудиться еще час. Как же сквиб использует магию? Я был прав: эта поляна была сосредоточием могущества Мастера. Не знаю, сколько крови пролито на этой земле. Неожиданно Мастер взрывается градом ударов. Сильнейший тычок ножнами пробивает мой неумелый блок мечом, и жуткая боль проникает в грудную клетку. Слышу хруст, будто ломаются кости. Оступившись, падаю на колени; тонкая нить сознания уходит, оставляя лишь темноту.
Пять лет назад я ступил на порог Мастера. Эти годы стали испытанием, самым суровым и требовательным за всю мою прошлую жизнь. Я погружался в безудержное обучение, сражаясь на пределе человеческих возможностей. Утренние пробежки, постоянное оттачивание движений, ударов, блоков и комбинаций становились неотъемлемой частью моего существования.
Изнурительные поединки, доводящие до потери сознания, оставляли физические и душевные шрамы. Бесчисленные переломы, разрывы, растяжения связок и сухожилий стали моими постоянными спутниками. Лишь полгода назад мне удалось задеть Учителя в схватке, при этом он продолжал сражаться только с ножнами.
И тогда началась истинная школа — Учитель взялся за настоящий меч. К переломам добавились новые шрамы, словно белые полосы, простирающиеся по всему телу, покрывая мышцы тонкими узорами. Спасение я находил в боевой медитации и спасительных зельях. Пока проходило лечение я мог отдохнуть. Но к сожалению, чаще всего после каждой тренировки я падал, истощённый, часто погружаясь в темноту бессознательности.
Мастер учил без жалости, он знал что мне надо было больше всего. Забыться, не вспоминать ужасы моей жизни. И он справлялся с своей задачей, сил даже не воспоминания было мало. Моё уважение к нему лишь росло. Он — истинный мастер своего дела, обладающий несгибаемой волей и мощью.
Старик не просто учил, а поддерживал. Помогая пройти через тяжёлые тренировки; а порой просто разделяя со мной размышления о душе, любви, войне и утрате. Его слова о мироздании вплетались в меня, обогащая ум и душу.
Мои чувства к Доре не ослабли: боль, поселившаяся в сердце, стала постоянной, но уже не разрывала его на куски. Вместо этого, ненависть, злоба, безразличие, жажда мести и безумие лишь разрастались. Я сам способствовал их усилению; они стали моим топливом, которое помогало мне не сломаться, не поддаться, даже когда тело стонало от муки, а Мастер с неумолимой решимостью вбивал в моё дрожащее тело свои навыки и знания. Зажигая искру силы, скрытой глубоко внутри меня.