— Эта девочка — не невинная. Это вампир. Своими способностями она привлекала внимание богатых неодарённых. А после пары месяцев жизни тех находили убитыми, а всё их состояние переходило этой милой девочке. Разве она достойна жить, Судья? Справедливость и правосудие должны свершиться. Наше правосудие. Пришло вовремя выполнять свою работу, — я нерешительно замер, а ворон подтверждающие закаркал. От чего вампиресса вздрагивала.
Достойна ли она жить? Нет. Но пытать девушку, ещё и беременную. Это просто безумие!
Вспыхнул в голове разговор с Директором: не магия, а поступки делают человека монстром? Кажется, настало моё время принять облик чудовища. Без радости выполнять работу, потому что другого выбора нет. И вновь — выхода нет, лишь долг. Я медленно приблизился к обнажённой и привязанной женщине. При каждом моём шаге её попытки вырваться становились всё более отчаянными, но, осознав тщетность борьбы, она попыталась поймать мой взгляд. И ей это удалось.
— Прошу, не надо, зачем вы так поступаете?! Мой ребёнок, прошу, не делайте этого! — её голос, пронизанный болью, страхом и ужасом, завладел моим разумом.
Я наблюдал, как слёзы катятся по её щекам, и, против своей воли, начал сочувствовать этому существу. Моя рука инстинктивно потянулась к путам, связывающим девушку. Этот старый ублюдок настоящий безумец. Надо спасти, помочь, защитить — она невиновна.
— К-а-р! — от яростного крика ворона я вздрогнул, ледяной поток пронёсся по телу, стирая наваждение.
Ах ты, тварь! Удар — лицо вампирши дернулось вбок. Эта тупая и опасная тварь. Сожаление и жалость улетучились. Я бросил благодарный взгляд на ворона, который, самодовольно каркая, перевёл взгляд на вампира.
Мой разум, на грани безумия, откликнулся на её попытку очаровать меня с неожиданной жестокостью. Как будто ледяной поток который смыл наваждение: что-то сломал во мне окончательно. Поменял моё сознание удивительно неприятно для меня. И мне было на это действо совершенно наплевать.
Презрение и безразличие к этой женщине укоренились в моей душе, оставив лишь бездонную пустоту в сердце, словно я утратил всякую связь с тем, что когда-то могло вызвать чувства. Этот оказалось не более чем холодным отражением моих эмоций, жестоко отразив моё равнодушие.
Каждое её слово, каждое движение вызывало во мне лишь стойкое нежелание поддаться её обаянию. Я был как мраморная скульптура, нечувствительная и лишённая жизни. В моём сердце не осталось ни капли тепла, чтобы вернуть былую искренность. Я прислушался к себе, внутренне исследуя бездну своей равнодушной души, вновь осознав, что не найдётся ни тени бывшего гриффиндорца Гарри Поттера.
Так, в плену странного воздействия, я остался один со своим холодом, невосприимчивый к её чарам и слезам, словно зимний вечер, безмолвный и опустошённый.
— Начнём, пожалуй, с её ноготочков. Думаю, плоскогубцы станут отличным инструментом на первое время, — суровый голос Учителя пронзил пространство, словно остриё копья.
Ну плоски, так плоский: «Вырывать надо медленно, контролируя каждое движение инструмента, вращая его во всех направлениях, чтобы материал осознал своё положение, породил и отдал боль от каждой секунды работы.» Ну, начнём. И небеса замерли в ожидании, когда в молчании раздался до боли знакомый и родной голос.
— Сохатик.
— Дора! — резко разворачиваюсь на голос за спиной.
С боку рыкнул Учитель, от него ударила волна силы прижимая цветы к земле. Он готовился к последнему бою, словно зверь, который решил отдать свою жизнь подороже. Вампирша взвыла от боли, а ворон безмолвно буравил гостью взглядом. Я же, в шоке, вперил глаза в родные черты любимой, фигуру которой освещали двухметровые распахнутые белые крылья.
— Воин Небесного Престола. Вы решили устранить двух некромантов единовременно? Мы дорого продадим свою жизнь.
— Мастер! — и, если на мой негодующий крик колдун никак не отреагировал, то от мимолётного взгляда крылатого существа он замер как вкопанный.
— Помолчи, проклятый. Я говорю с моим мужем, а не с тобой. И не заставляй меня больше обращать на тебя внимание, — тихо произнесла и с теплом улыбнулась мне Дора. Продолжая говорить, тогда как Мастер замер в нерешительности. — Сохатик, не совершай глупостей, родной.
— Я не совершаю глупостей, я выполняю нашу с тобой работу. Судить предстоит далеко не святую.
— Она будет Судима, но лишь по истечению жизни. Не стоит марать свои руки кровью вампиров.
— Я должен! — восклицаю, когда ее взгляд, полный мягкости и всеобъемлющего прощения затыкает мне рот.