Я перевел дыхание.
— И что, все?
Кхрррр.
— Александр Александрович?
Ииииийуууууу, ви-ииииииии, уииииииииииуу…
— Александр Александрович, а что с вашим Царствием Темноты? Уже не желаете быть свидетелем триумфального возвращения Льда? Что с вашими мечтами, великими видениями, о которых вы рассказывали мне как приятель приятелю? Ведь я должен был сесть рядом с вами. Все обернулось с ног на голову. А?
Уиииуиииуииииииииии…
— Александр Александрович! — Нет, что-то здесь не сходится. Понятно, у нас тут Лето, характер человека с абсолютной уверенностью я не посчитаю, тем более, такого, как Победоносцев. Тем не менее… Можно ли ломать алгоритмику души до такой степени? Это ведь не суммируется! Это не вычисляется! — Что там случилось? Скажите. Еще перед Оттепелью. Слышу тут, будто вы уговаривались с княгиней Блуцкой-Осей устроить покушение с ядом на самого князя. Что это за правда?
Крхрррр.
— Гаспадин Ерославский…
— Но скажите же, скажите!
— Вы же знаете, что Его Княжеское Высочество был против вас с самого начала. Я слышал, что это дела еще времен поездки Экспрессом. И как только слово пошло…
— Гусар своих на меня натравил.
— И первым крупным раздражением было то, что вы ему его нужного человека тогда убили. Но княгиня, княгиня и… и я… мы… прежде всего, мы хотели защитить Лед, защитить лютов. И вас, гаспадин Ерославский. А князь, то есть, Император…
— Тогда вы погнали на Теслу ту армию бродяг!
— Но поглядите! Разве я был не прав? Да вы благодарить меня должны. А то, что так за громовым доктором убиваетесь — вот это уже вопреки всяческим соображениям, вопреки логике, вы же стоите на противоположных полюсах идеи, он Лед разбивает, а вы изо Льда хотите строить аполитею — по двум сторонам фронта сражаетесь — где тут логика?
— Сколько раз я вам, гаспадин Победоносцев говорил? Он мой друг!
— Les amis de mes amis sont mes ennemis — mais c'est absurde[426]. Боже, ну почему я его раньше убрать не приказал, когда еще мог! А теперь он хвастается во всех газетах мира: «Человек, Который Разбил Лед»! Quelle bouffon![427]
— И все-таки, вы были посредником между графом Шульцем и князем Блуцким.
— Ах, все это шло не так. Князь уже готовился к генеральному наступлению, мы договорились, что княгиня подаст ему отравленный чай, я выслал господина Зеля с молниеносно действующей химией, но его поймали охранники; не знаю, проговорился он или нет, но, наверняка, проговорилась княгиня. Представьте себе чехарду в голове старого князя! Он быстро отправил супругу в какое-то закрытое заведение для нервнобольных, а по следу Сына Мороза спустил особых следопытов Гейста, княгиня так наговорила ему про победу Льда и про поляков Герославских…! Только Его Княжеское Высочество уже совершенно утратил сердце к Сибири и военным или политическим проблемам. А после того Тесла сбежал от графа Шульца, и делу пришел конец.
— И тогда вы вступили в открытый союз с графом, и Сибирь объявила независимость..
— А что было делать? Без Льда…
— Вы умираете.
Трубкой я потирал рану на виске. Пухлый Рабочий с плаката глядел на меня ясными глазками, сжимая винтовку пальцами-сосисками, булочное личико свисало над воротником белой рубашки. Дело в том, что все они здесь обязаны были ожидать Революции. Оттепель, самое большее, освободила до сих пор замороженную Историю. Шульц успел вывезти всю свою семью. Победоносцев в тайне заминировал сотни верст железнодорожных путей. И что, и сейчас…
Но, собственно, а зачем председателю совета директоров Сибирхожето минировать Транссиб? Это было бы превосходным аргументом в переговорах графа Шульца-Зимнего с царем, ибо угроза отсечения Петербурга от тихоокеанских портов Империи представляет для Николая наивысшую угрозу — но, тогда, причем тут Победоносцев…?
И, раз только Лед удерживал его при жизни в смертельной во всех других обстоятельствах болезни — как вообще он выжил бы эти год с лишним после Оттепели? Как?
Что он там вытворяет, сидя на вершине башни, посреди города, захваченного боевиками партий, враждебных ему в одинаковой мере, и путем шантажа что-то получая от них день за днем?
Я сжал глаз с синяком. Стою на перроне Старой Зимы, вокруг белым-бело, каждый может быть тем, кем переделал себя из обмана в правду, въезжая из Лета в Край Лютов, я же, прежде всего, обязан делать выводы из того, что не существует — из того, что не существует — не существует — никогда не существовало…