— Вам панна Елена рассказала.
— От других тоже слышал. Когда серб объявился в Макао… Мхммм.
Я опустил глаза.
— Да, у меня тоже бывает подобное впечатление. Будто бы все самое главное случилось во время поездки Транссибирским Экспрессом.
Доктор смолчал, пыхая щиплющим глаза дымом.
Я снял пальто, перебросил его через руку. На размытом над городом горизонте, за мираже-стекольным окном, где и так все плавало в дожде, проползали более светлые, более яркие пятнышки. Там, на западе, к югу от Уйской — похоже, горит Глазково. По крайней мере, хоть в этом мокрая непогода сейчас является благословением для Города Оттепели, поскольку она загасит пожары после ночи правдобоев.
Глаз невольно возвращался к внутренностям разрезанного трупа. Слетались первые мухи. В анатомических атласах Зыги все это выглядело совершенно иначе, duodenum, jejunum, ileum[430], там это были чуть ли не схемы промышленных машин: вот это такая деталь, то — такая, вон эта — служит для этого, а вон та — прицеплена вот к тому. А здесь: как будто бы кто-то топорно вытесанным черпаком помешал в раскрытом человеке, один бигос, единая коричнево-красно-желто-фиолетовая мешанина с застрявшими в ней кусками мяса потверже. Из праха человек появился, и прах в себе носит.
— Покажите-ка. — Доктор Конешин сделал ко мне шаг от ног покойника, протягивая руку к подбородку, к щеке.
Я отвел его руку.
— Ничего!
— Возможно, удалось бы выпрямить… Это все плохо срослось. Кто вам делал трепанацию?
— Никто.
Он все еще мерил меня скептическим взглядом.
— Вы что, — фыркнул я, — все еще балуетесь френологией?
Тот медленно снял халат.
— Тогда, в поезде, вы казались мне таким…
— Каким?
Доктор бросил халат на автоклав, рукой с папиросой сделал пустой, ничего не значащий жест.
— Никаким.
Я засмеялся.
— Знаю.
Тот подозрительно глянул исподлобья. Весы склонялись в мою сторону, линии сходились к моему глазу, глаз в этот момент удерживал доктора Конешина словно плененное в янтаре насекомое.
Он вздрогнул.
— Что, великой жизненной мудрости набрались?
— Жизненные мудрости я оставляю раввинам и пожилым проституткам. Скажем так, я открыл несколько законов, управляющих Математикой Характера.
— Например?
— Характер человека образуется путем вычитания.
Подозрительность нарастала в нем с каждой секундой. Сейчас он обходил меня по безопасной дуге, шагов на пять, словно матадор быка. Рука с дымящейся папиросой служила мулетой. Синий брюхатый труп служил в качестве защиты.
— Mademoiselle Елена показывала, что о вас в последнее время писали. Здесь всякая газета — это нахальная пропаганда, вранье на вранье. Но я помню и директора Поченгло. Сейчас вы вместе творите абластническую политику. Мммм?
— Себя я политиком не считаю, если вы спрашиваете об этом. Это уже устаревшее ремесло.
Асимметричный доктор приостановился, поставил ногу на нижней перекладине операционного стола. Из раскроенного толстяка вытекали последние капли жизни. Конешин нагнулся ко мне над ним, пытаясь войти в позу доверительности, несерьезных откровений.
— Так что же будет? — тихо спросил он.
— Что?
— Это вот новое сибирское государство директора Поченгло. Республика? Некий обрамленный установлениями анархизм? Союз народнических земств? Или, может, коммунизм? А может, Поченгло именует себя самодержцем? Скажите.
— Говоря по правде…
— Что, все еще не знаете?
Рукой с пальто я сделал широкий жест, охватывая им весь растворенный город.
— А как оно должно все это само по себе замерзнуть?
Я поднял тьмечеизмеритель, нервно закрутил им, глянул на шкалу. 366 темней. За мираже-стеклами текла аквамариновая река.
— Начнется, наверняка, с какой-то демократии, — буркнул я. — Хотя бы затем, чтобы оттянуть наших дорогих революционеров от Сен-Симона[431] et consortes[432]. Реформированные эсеры и сторонники Струве со временем возьмут верх. Голосования, партии, выборы — поначалу замерзнут они; к тому времени утратит привлекательность политический аскетизм Прудона[433], Бакунина[434] и Кропоткина[435]. — Я прищелкнул языком. — Демократия, да, демократия.
431
Сен-Симон (Saint-Simon) Клод Анри де Рувруа (1760–1825), граф, французский мыслитель, социалист-утопист. Движущими силами исторического развития считал прогресс научных знаний, морали и религии. Основные черты будущей «промышленной системы» Сен-Симона: обязательный труд, единство науки и промышленности, научное планирование хозяйства, распределение по «способностям» и т. д. В будущем обществе, по Сен-Симону, сохраняется частная собственность, а пролетариат и буржуазия образуют единый класс «индустриалов». В сочинении «Новое христианство» (1825) объявлял освобождение рабочего класса целью своих стремлений, но путь решения этой задачи видел в утверждении «новой» религии («все люди — братья») —
433
Прудон (Proudhon) Пьер Жозеф (1809–1865), французский социалист, теоретик анархизма, экономист. Пропагандировал мирное переустройство общества путем реформы кредита и обращения; выдвинул идею учреждения «Народного банка» с целью предоставления дарового кредита для организации эквивалентного обмена продуктов труда мелких производителей. В период Революции 1848 г. Прудон выдвигал проекты экономического сотрудничества классов и анархистскую теорию «ликвидации государства» —
434
Бакунин Михаил Александрович (1814-76), российский революционер, теоретик анархизма, один из идеологов революционного народничества. В 30-х гг. член кружка Н. С. Станкевича. С 1840 за границей, участник Революции 1848-49 (Париж, Дрезден, Прага). В 1851 выдан австрийскими властями России, заключен в Петропавловскую, затем в Шлиссельбургскую крепость, с 1857 в сибирской ссылке. В 1861 бежал за границу, сотрудничал с А. И. Герценом и Н. П. Огаревым. Организатор тайного революционного общества «Интернациональное братство» (1864–1865) и «Альянса социалистической демократии» (1868). С 1868 член 1-го Интернационала, выступал против К. Маркса и его сторонников, в 1872 исключен решением Гаагского конгресса. Труд Бакунина «Государственность и анархия» (1873) оказал большое влияние на развитие народнического движения в России —
435
Кропоткин Петр Алексеевич (1842–1921), князь, российский революционер, теоретик анархизма, географ и геолог. В 60-х гг. совершил ряд экспедиций по Воет. Сибири. В нач. 70-х гг. обосновал широкое распространение древних материковых льдов в Сев. и Средней Европе. В 1872-74 член кружка «чайковцев», вел революционную пропаганду среди петербургских рабочих. В 1876–1917 в эмиграции, участник анархических организаций, член научных обществ. Автор трудов по этике, социологии, истории Великой французской революции. Воспоминания «Записки революционера» (1-е издание на русском языке, Лондон, 1902) —