— Госпожа Филипов сейчас следит за доктором в купе, правда? Наверное, вы тихонько пробрались сюда на завтрак.
— Завтрак?
— Вы питаетесь этой силой. Что находится в этих банках?
— Кристаллы соли, наполненные черной энергией праны, тьмечью[83]. В основном, это соли металлов из группы железа.
— Что?
— Я пробую различные методы аккумулирования теслектричества, ищу наиболее эффективные; вот тут у меня как раз аммиачно-железные квасцы. Что она вам наболтала?
— Что это сильнее вас.
Тесла присел на сосуде, опечатанном бумажкой с черепом.
— Если даже и так… — медленно произнес он, — если я к такому решению и пришел — чтобы поддаться — откуда уверенность, будто это плохое решение?
Я-оно в ужасе взмахнуло руками.
— Да, Господи, вы же сами мне рассказывали о борьбе с привычкой к азартным играм! И разве не ведома мне удавка этих невидимых пут? Известна! Так что можете привлечь свой собственный разум и мой!
Тесла поднял указательный палец.
— Bene, Бенедетто[84], подумай еще и вот о чем: есть привычки и хорошие. Вещи, действия, ассоциации, которым мы согласились отдаться в неволю. Взять хотя бы физиологические функции, pardon ту rudeness[85], если бы от этого зависела ваша жизнь, по собственной воле вы не могли бы наложить в штаны. Подумайте над тем, как вы говорите, как вы мыслите. И вот еще о чем: мы тем отличаемся от животных и людей, воспитанных животными, что определенных вещей никогда не сделаем, рука не поднимется, нот откажут слушаться, рот не откроется. Ведь каждой своей мыслью и действием я ежедневно демонстрирую, что являюсь всего лишь автоматом, реагирующим на внешние раздражители, которые, в свою очередь, действуют на чувства, я мыслю и действую в ответ на них. Очень немного помню в собственной жизни случаев, когда не мог бы вначале указать впечатления, которое спровоцировало движение, мысль или сон. Тем более, следует ценить всякий момент истинной свободы ума, это священное безумие разума! Но цивилизация — цивилизация это набор добродетельных привычек. К примеру, когда встаешь из-за стола при женщине — еще до того, как подумал, что необходимо встать. Не вы управляете этим вставанием — но вставание управляет вами.
— Встается.
— Встается. Именно так. Дитя в опасности — бросаешься на помощь ребенку. Когда нужно, говорится правда, когда нужно — говорится ложь. Моешься. Уважаешь старших. Не убиваешь. Собираетесь вы бороться с такими привычками? Такое возможно, от них можно освободиться, я знал таких людей. Well?
— Но какая привычка управляет нашим пониманием того, какие привычки хорошие, а какие — плохие?
Тесла усмехнулся; у серба была очень открытая, симпатичная, несколько робкая улыбка. Он подошел к открытому ящику, переключил концовки кабеля в отверстиях бочонкообразного сосуда, к свободной концовке длинного кабеля подключил зимназовый держатель и, вложив его в сосуд, зажал захваты на сером кристалле. Иголку-ствол он держал в другой руке, пальцы лежали на изоляции и на спуске.
В его взгляде была доброта. Я-оно прикусило ноготь.
— Выстрелит.
— Нет, я переключил на свободный сток.
— Мне не следовало бы…
Я-оно схватилось за зимназовую иглу. Никола Тесла потянул за спусковой курок. Потек теслектрический ток, тьмечь закипела в теле.
…И я-оно отпустило холодный металл.
— …отходит.
— Да, идем.
Я-оно пошатывалось. Доктор Тесла быстро отключил кабели, свернул их, забросил в ящик, опустил крышку. Двери вагона были отодвинуты, в них стоял молодой охранник. Я-оно мигало в полуденном солнце, разливавшим свои лучи над тюменским перроном. Проводники созывали пассажиров, локомотив посапывал. Под зимназовой часовой башней колыхалась деревянная табличка с криво намалеванными красной краской буквами:
Тесла спустился на перрон, нетерпеливо махнул. Я-оно спрыгнуло — и упало, земля ходила под ногами, небесное сияние слепило, сибирский воздух разрывал легкие, все вокзальные звуки вонзались в уши — в уши, в мозг, гнездо жужжащих шмелей под черепной коробкой собралось разлететься на куски.
Тесла помог подняться. Я-оно отряхнуло брюки.
— Что произошло? Доктор?
— Я тоже никогда не помню.
— Вы меня заставили…
— Заставил?
— Загипнотизировали…
83
Впервые появляется этот важный для произведения и его фантастического антуража термин. По-польски «cmiecz», то есть, по идее, соединение двух слов: «ciemny» — «темноватый, мрачный», но не «черный», «мутный», «cmic» — «мутить»; и «ciecz» — «жидкость, жижа, нечто текущее». Была идея, назвать это нечто «тьменергией», но переводчик остановился на «тьмечи» (впрочем, сам автор — уже под конец книги — всего раз дал русскую транскрипцию: «чмет», но она как-то не показалась.) —
84
Понятно, игра слов.