Кельвет запрыгнул в карету, азартно сощурился и заявил:
— Сваливаем отсюда!
Вслед за ним, опираясь на покрытую лаком трость, в бархатное нутро забрался гном, а за гномом сунулся маг. Последний предусмотрительно пощелкал замком.
— Как все прошло? — с замиранием сердца спросил Уильям.
— Превосходно, — сдержанно отозвался господин Кливейн. — Твоя мама либо глупа, как простолюдинка, либо женить тебя на принцессе Хайне — это ее заветная мечта, и ради нее она пойдет на любые жертвы. По крайней мере, лицензию она подписала без проблем — и просила передать гарнизону крепости, что если они посмеют помешать моим делам, то она лично приедет и вышвырнет их в ущелье, а моих — и, выходит, своих будущих сородичей поставит охранять перевал.
— Признаться честно, я не ожидал, что план Тхея хоть чего-нибудь стоит, — посмеиваясь, вмешался Кельвет. — Я боялся, что нас повяжут уже во дворе замка, не успеем мы поздороваться. Но королева обошлась с нами весьма любезно. Не представляю, почему ты решил от нее сбежать? Хорошая баба… ну, в смысле женщина. Подумаешь, решила на ком-то тебя женить. Кливейн вот рассказывал, что гномья принцесса хороша, словно цветок белой розы на рассвете, а бороду изысканно заплетает в косички.
— Заткнись, — все так же сдержанно посоветовал старый гном. — Или я тебя на ходу из кареты выброшу.
Кельвет усмехнулся, но замолчал и отвернулся к зашторенному синей тканью окошку — наблюдать за ситуацией, пока неспешный выезд из Лайвера не закончится. Тхей небрежно отбросил капюшон и вытащил из сумки древнюю книгу в черном кожаном переплете. Что за руны в ней изображены, Уильям не разобрал, зато рисунки были вполне понятны — какие-то цветы, корешки и травы, изредка — высохшие грибы. Походило на то, что маг пытался разобраться в основах зельеварения, но, судя по морщинке между бровей и сжатым в суровую линию губам, получалось у него плохо.
Экипаж миновал центральные улицы столицы, поймал добрую сотню цветов, брошенных сентиментальными жителями, и направился к городским воротам. Кельвет невольно напрягся, Уильям ощутил, как по спине ползет предательская капля пота, и даже Тхей перестал выглядеть равнодушным. Лишь старый гном сохранил непоколебимое настроение и прислушался к высокомерному голосу кучера, объяснявшего, куда и зачем направляется карета.
Загремели цепи, затрещало дерево, и огромные створки впустили в город мелкое снежное крошево, сорванное ветром с гор.
— Вперед, — скомандовал кучер, подстегивая лошадей.
Животные недовольно заскребли копытами, зафыркали, но продолжили путь, и экипаж покинул пределы столицы, а за ним прогромыхали две или три телеги, нагруженные честно заработанным добром Гильдии. Новая порция лязга, грохота и треска оповестила беглецов о том, что ворота благополучно вернулись в прежнее состояние.
***
Путь до пограничной крепости был, пожалуй, самым длинным в жизни Уильяма. До своих нынешних девятнадцати лет он почти не выбирался из Лайвера, а если выбирался, то в сопровождении приемной матери или отца — куда-нибудь к Ринне, второму по величине городу Талайны, или Звездному Озеру. Поэтому тряска в экипаже его страшно разочаровала, и в конце концов юноша, не утерпев, попросил ближайшего к дверце воина уступить ему коня. Тот согласился и с удовольствием залез под крышу, а Его Высочество забрался в седло и посмотрел на темное грозовое небо. Дождевые капли падали на его лоб и щеки, скользили по губам, и Уильям наконец-то вздохнул полной грудью, покрепче перехватил поводья и направил животное за экипажем, следя, чтобы оно не наступило на острые камни и не сошло с тропы.
Тропа, к слову, была широкой и утоптанной, хотя, как упоминал Кельвет, за последние четыре месяца мало кто выбирался из Талайны. Все предпочитали самовлюбленную королеву голоду и скитаниям, и гарнизон, расквартированный в крепости, откровенно скучал, играя в карты, шахматы, фишки и гуляя по окрестным деревням. Несмотря на это, были среди бывалых воинов и те, кто преданно стоял на воротах, поднимал флаги по утрам, гонял новобранцев и следил за дисциплиной, отчего за серыми стенами порой становилось шумно.
Несомненным преимуществом жизни в горах считались виноградники — специально обученные люди разбивали их на пологих склонах, берегли, как зеницу ока, согревали кострами в наиболее холодные ночи — и производили вино. Именно этим вином, пришедшим из Альдамаса, и славилась на весь мир Талайна. Десятки разновидностей, благородные пыльные этикетки, нарисованные лучшими королевскими художниками, обилие вкуса, цвета и запаха… Уильям любил вино — и взирал на виноградники с гордостью, как будто сам принимал участие в их посадке. Кое-где, прикрываясь от ливня синими тонкими плащами, работали здешние люди — они то и дело провожали взглядами экипаж, а кое-кто махал ему вслед рукой, приветствуя принца. Когда, подчиняясь минутному порыву, юноша улыбнулся и помахал в ответ, маленькая девочка — хрупкая фигурка вдали, наполовину спрятанная за широкоплечим силуэтом отца, — радостно засмеялась.
Зловещая тень крепости нависла над путниками ближе к ночи, когда тучи разошлись, и на небо высыпали крупные, с кулак, звезды. Воздух заметно изменился, у Его Высочества привычно разболелась голова, но он упрямо отказывался возвращаться в карету, попеременно меняя то одного, то другого гильдийца. Чей-то белый с рыжими пятнышками вдоль гривы конь едва не откусил ему пальцы, и принц недовольно осведомился, кто же так плохо воспитал диковатое животное. Хозяин криво ухмыльнулся и показал перевязанные ладони.
Над юго-западной стеной крепости реяли синие знамена: стилизованные стрелы, сложенные в полумесяц. На глазах у королевской процессии произошла смена часовых, кто-то из юнцов доложил о прибытии гостей пожилому прапорщику, и тот велел открывать ворота и встречать послов — мол, от королевы уже пришло срочное письмо, призванное предупредить его о важности этой встречи.
Сначала во внутренний двор въехал экипаж, куда Кельвет поспешно запихал Уильяма, а за ним вкатились прикрытые войлоком телеги. Старый гном степенно двинулся предъявлять гарнизону свою лицензию. Тхей притворился, что полностью готов служить запасной тенью принца, и спрятал свою книгу обратно в сумку.
— Ваше Высочество, — поклонился прапорщик, одновременно отряхивая усы, испачканные пивной пеной. — Я польщен вашим визитом. Слышал, вы собираетесь жениться на принцессе Хайне, будущей королеве народа гномов? Очень, очень сильное решение. Если не возражаете, я хотел бы пожелать вам удачи и терпения. Как известно, гномы — вспыльчивый народ, и принцесса, вне всяких колебаний, тоже…
— Простите, что вы сказали? — презрительно вмешался Кливейн. И, наставив на военного палец, как на провинившегося ребенка, добавил: — В свою очередь, я хотел бы заверить вас, что моя госпожа, венценосная принцесса Хайна — прекрасная и чуткая личность. Она не потребует от принца Уильяма ничего, что превышало бы нормы обычного общения между женихом и невестой. А теперь будьте добры, сопроводите нас в трапезную. Вечерний привал мы пропустили, чтобы добраться до крепости не позже полуночи, и Его Высочество, несомненно, голоден.
— Да-да, конечно! — выпрямился прапорщик. — Извиняюсь, а как вас величать? Нашего-то принца мы знаем, а вы, насколько я понял, прибыли через северный перевал.
Уильям похолодел, ожидая неизбежного вопроса: почему гномье посольство прибыло в Талайну северными дорогами, а ушло южными? Это была самая скользкая часть плана, но пожилой военный, по счастью, не стал допытываться и, выяснив, как зовут его поздних гостей, повел их по сырым темным галереям, цыкая на солдат, чтобы они поскорее зажигали факелы и предоставили принцу самую лучшую из местных комнат.
Трапезная притаилась в южном крыле крепости. Воины поужинали довольно давно, и теперь слуги суматошно бегали туда-сюда, ставили свечи в канделябры, протирали столы и заносили первые блюда — легкие закуски, маринованные овощи и салаты. Прапорщик лично помог Уильяму сесть и устроился напротив, зачарованно разглядывая принца. До него доходили слухи, что юноша выглядит необычно, но итоговая версия все равно стала для мужчины сюрпризом.