Когда палящее солнце милостиво повернуло к западу и перестало жечь так сильно, на горизонте показались красные черепичные крыши Ваар Кхута. Город был окружён садами, деревнями и слободами, высокие каменные стены опоясывали его, будто толстая змея свернулась в кольцо, сжимаясь вокруг наползающих друг на друга зданий. Лёха приободрился, пошёл чуть быстрее.
На дороге стали встречаться прохожие, они глядели на Героя с опаской и презрением, но он не обращал внимания, уверенно прихрамывая в сторону городских ворот. По обе стороны от главного тракта располагались кабаки и харчевни, шинки и корчмы, таверны и трактиры, соревнуясь между собой в изощрённости экстерьера, оригинальности вывески и привлекательности исходящих с кухонь запахов. Повсюду стояли коновязи и корыта с водой, привязанные лошади тихо ржали и фыркали.
Лёха почувствовал, как снова урчит голодное брюхо, но денег, чтобы купить еды, у него не было. Он остановился у какого-то трактира, почесал затылок. На вывеске была намалёвана какая-то рыбина, но с длинными усами и гребнем. Изнутри доносились музыка и смех. Избранный толкнул дверь и вошёл, Петрович юркнул следом.
— Добро пожаловать! — бодро поприветствовал его мужик за барной стойкой, но стоило Лёхе выйти на свет, голос мужика погас и стал равнодушным. — В «Речного Дракона»…
Завсегдатаи кабака обернулись к нему, музыка затихла, раздались приглушённые смешки. Паладин нахмурил брови, и в ту же секунду менестрели вновь начали играть, а посетители вернулись к своим разговорам, теряя всякий интерес к вошедшему Герою.
— С животными нельзя, — холодно произнёс бармен.
— Эй, я, вообще-то, птица! — воскликнул Петрович.
— Он заколдованный? — раздался чей-то голос из зала.
— Э-э-э… Ага, — ответил Лёха. — Он умный, срать не будет здесь.
Бармен хмыкнул, а петух гордо выпятил грудь и похлопал крыльями.
— Ладно, пусть остаётся. Еда, выпивка?
— Ага.
— Есть жаркое из индейки, есть пироги с ягодами…
— Пельмени есть? — перебил его Лёха.
— Что? — не понял трактирщик.
— Индейку тогда давай, — вздохнул Избранный, усаживаясь на высокий стул рядом со стойкой, топор он положил себе в ноги.
От слова «ягоды» живот снова неприятно скрутило, но это был посттравматический синдром, не более. Оплата здесь, судя по всему, была по завершению трапезы, а раз Лёха пришёл с заколдованной птицей, то и сомнений в его платёжеспособности не возникло. Говорящему петуху никто вроде не удивился.
— А крупа есть какая? Петуху насыпать, — совсем обнаглел Герой.
Трактирщик кивнул и скрылся на кухне, за шторкой. Оттуда раздался звон посуды, Лёха облокотился на стойку, ленивым взглядом окинул трактир. «Речной Дракон» оказался самым обыкновенным кабаком. За грубыми деревянными столами сидели простые работяги, попивая пивко после тяжёлого рабочего дня, в углу шла оживлённая игра в карты, на небольшой сцене местные барды играли незамысловатую лёгкую музыку, собирая гроши в жестяную банку.
Перед Лёхой незаметно возникла тарелка, от еды шёл ароматный пар, от которого рот сам наполнялся слюной.
— Наконец-то, бля, — пробурчал Герой, приступая к трапезе.
— Премного благодарен, — церемонно произнёс Петрович, когда перед ним поставили плошку с зерном.
Через несколько минут Лёха покончил с индейкой и сыто рыгнул, отодвигая пустую тарелку.
— Дружище, плесни пивка, по-братски? Или чё тут у вас, — произнёс он.
Трактирщик молча поставил перед ним здоровенную деревянную кружку.
— Вот это от души, — Лёха расплылся в довольной улыбке.
Паладин давно хотел попробовать местного пива, ещё с первого дня попадания. И как только Лёха поднял кружку, один из местных бардов заорал дебильную песенку.
— Колбаски плюхс! Котлетки бомс! — вопил менестрель, подыгрывая себе на гитаре.
Лёха с глухим стуком поставил кружку обратно на стойку, пенная шапка закачалась на поверхности, сползая по краям.
— Это чё за говно, — хмыкнул он.
— И будет пир на весь мир! И да затрясётся жир! — продолжал бард.
Избранный встал со своего места.
— Петрович, пиво посторожи, — произнёс он и отправился прямиком к надоедливому певцу.
— И сотрясётся в желудке вчерашний кефир! Восславим… — песня оборвалась на полуслове, когда Лёха дал музыканту смачного подзатыльника.
— Заткнись, бля, — Паладин замахнулся снова, отчего менестрель втянул голову в плечи, видимо, привыкший к такому обращению.
Все смотрели на Лёху, в зале повисла тишина.