И еще она сказала себе: или как у мамы с папой, или никак.
Потом приехали родители литовской жены и забрали дочь домой. А после — в свой срок — вернулся со службы бывший возлюбленный Саши.
Саша к тому времени окончила школу и, не пройдя по конкурсу в медицинский институт, работала у мамы в фельдшерском пункте и готовилась к новому поступлению.
Бывший возлюбленный принялся обивать Сашин порог, убеждая ее, что любил и любит только Сашу, что случилась ошибка, что теперь он разведен и, стало быть, свободен и предлагает Саше быть его женой.
Саша только однажды соизволила выслушать его, на что ответила: «Ты должен понимать, что между нами все было кончено в тот момент, когда ты прикоснулся к другой, даже если я этого и не знала. Такие вещи понятны без объяснений, — добавила она, — а если непонятны, то их и не объяснить». И нажала на газ папиной новенькой ярко-васильковой «нивы», почти такой же большой и высокой, как отправленный на пенсию джип.
Летом Саша поступила в медицинское училище, окончила его и стала хирургической сестрой.
Вот так. Вот откуда ноги растут у темно-зеленого «джипа-чероки» 4x4.
Хотя никакого темно-зеленого джипа в действительности у Саши нет. Где хирургической сестре — даже если она работает в самой серьезной косметической клинике — взять двадцать семь с половиной тысяч условных единиц? В своей жизни ей довелось подержать в руках ровно полторы тысячи таковых. Тогда мама с папой выкупали вторую комнату в квартире умершей тетушки — той самой, что была почтальоном у двух молодых влюбленных, — чтобы их дочь жила там одна, без соседей.
И все-таки он есть — этот «чероки»… Впрочем, если вы запутались, прочтите все с самого начала.
Можно продолжать?..
Однажды в отделении пластической хирургии что-то праздновали — то ли удачную операцию, то ли чьи-то именины. Был предвыходной день, поздняя весна, светило солнце, пели птицы — словом, жизнь была прекрасна и без этого не слишком выдающегося повода.
Саша… пардон, Александра Борисовна Листопад сидела напротив своего шефа — главного хирурга отделения, Антона Яновича Ли, симпатичного мужчины тридцати трех лет, по венам которого текла на четверть корейская кровь.
Болтая о том о сем, Саша, Александра Борисовна, заговорила с кем-то о прелестях утренней рыбалки на озере Мичиган — так они с папой называли самое крупное из озер, расположенных в двадцати с лишним километрах от ее родного поселка, — и о тонкостях таковой, связанных с ветром, облачностью и прочими погодными обстоятельствами. Она отметила, что Антон Янович стал прислушиваться к ее рассказу, но не придала этому большого значения — в конце концов, каждый волен выбирать себе собеседника в подобного рода компаниях.
Веселье закончилось, и все стали расходиться. На улице, когда, сказав всем «пока, приятных выходных», Саша захлопнула дверцу джипа и готова уже была повернуть ключ зажигания, ее окликнули:
— Александра Борисовна!
— Да? — Она приспустила темное стекло.
Шеф сделал несколько шагов по направлению к ней.
— Скажите, вы и вправду любите утреннюю рыбалку?
— Люблю, — сказала Саша. — А что? — добавила она после некоторой паузы, за которой ничего не последовало.
— А вы не согласились бы составить мне компанию?
— М-м-м… Интересное предложение. — Она глянула на шефа. — Когда?
— Послезавтра.
— Можно.
Они договорились, что в воскресенье, в четыре утра Антон Янович заедет за Александрой Борисовной, чтобы к шести быть на месте.
Клев был отменным, как в плохом кино. Они наловили дюжины две окуней, щуренка и одну большую щуку.
К полудню в котелке булькала уха. Заправляла ею Саша, хотя шеф сказал, что только из врожденной деликатности отдает ей это право. Саша сказала, что в таком случае пользуется этим правом в первый и последний раз и ничуть не сомневается в кулинарных способностях своего шефа.
Она снимала первую пробу, когда шелковистая прядь волос выскользнула из-за спины и едва не упала в котелок. Антон Янович вовремя подхватил ее и отправил на место — за плечо, на спину.
Шеф расхваливал уху. Как Саше показалось — вполне искренне.
Поплавав в еще не слишком теплой воде озера, позагорав и доев остатки ухи, они возвращались на закате домой.
Вдали, в низине показался поселок, в котором прошло детство Саши, и она сказала:
— Вон мой дом, третий слева, под красной крышей.
Шеф очень удивился: он ничего не знал о своей ассистентке, можно сказать, правой руке.
— Хотите, заедем? Мама с папой будут очень рады, — сказала Саша.