— А если в следующий раз?
— А что, будет и следующий раз?
— Вы разочарованы нынешним?
— Отнюдь, — сказала Саша.
Уставшая, она легла спать, но заснуть не могла.
Реджинальд Кеннет Дуайт, натрескавшись свежей озерной рыбы, спал без задних ног под боком у хозяйки и вяло удивлялся, будучи потревожен очередным толчком: ну что это ей не спится?
А Саша вспоминала прошедший день. Главным образом своего шефа, который предстал перед ней совсем другим, неизвестным доселе человеком: остроумным собеседником и надежным спутником. И еще — как это ни странно — она впервые увидела в нем мужчину. Да, мужчину — ведущего автомобиль или рубящего дрова, рассекающего мощным брассом водную гладь, или со спиннингом в руках и азартно сверкающими глазами.
А это нечто совсем иное, нежели то, к чему она привыкла: голубой халат, шапочка, маска. И только высокий гладкий лоб и глаза за очками, да еще длинные чуткие пальцы в латексных перчатках.
Она даже разглядела признаки растворенного в его существе Востока: пленительный рисунок четко вылепленного рта и едва заметный медовый оттенок кожи.
У него красивый тембр голоса. Почему она раньше этого не замечала?
Что-то еще не давало покоя. Что?..
Ах да… Она вспомнила, как он поймал падающую прядь волос и, отправляя ее на место, ненароком задел рукой шею, плечо, лопатку…
Саша тронула след его пальцев. Ее ударило током, в голове поплыло. Она переждала и повторила касание — реакция была та же. Это был не след, это была зияющая рана.
«Я на плече своем ношу клеймо…» — сложилось у Саши в голове.
Она продолжала ворочаться и пыталась заснуть: завтра сложная операция на лице гордости страны — примы музыкального театра…
«И эта адская печать мне не дает покоя…»
Мало того что много швов… ой, каламбур получился…
«Там нервы обнаженные сплелись в комок…»
…так еще желательно, чтобы поскорее зажило…
«Где кожу выжег ты своей беспечною рукою».
…у нее юбилейные концерты на носу.
«Мне тело гибкое свое приятно ощущать…»
Кстати, а что там у нее с носом?..
«И лишь плечо саднит и ноет рваной раной…»
Кажется, нос не трогаем…
«Как тяжела касанья твоего печать!..»
Подбородок второй удаляем…
«Но я молю: клейми меня опять!..»
Шею режем…
«Я эти муки ада назову нирваной».
Уже на рассвете она забылась на пару часов.
После обычной ежедневной планерки шеф сказал:
— Александра Борисовна, зайдите, пожалуйста, ко мне через минуту.
Саша отсчитала ровно шестьдесят секунд, глядя в окно, и постучала в дверь кабинета с табличкой «Главный хирург отделения пластической хирургии, такой-то».
Услышав «войдите!», она вошла.
Главный хирург сидел за столом, сосредоточенно рассматривая свои переплетенные пальцы.
— Присаживайтесь, Александра Борисовна.
— Спасибо, Антон Янович.
Пауза.
Антон Янович поднял на Александру Борисовну свои на четверть корейские глаза. Глаза как-то необычно блестели. И еще ассистентка заметила темные полукружья под ними.
— У нас ответственная операция… — произнес Антон Янович.
— Да, Антон Янович, — сказала Александра Борисовна, пока не понимая, к чему это: ведь все уже только что обсудили.
— А я не спал всю ночь… — продолжил он, не отводя взгляда.
«Если он сейчас предложит провести операцию вместо него, что в последнее время бывало нередко, — подумала Саша, — мне придется признаться ему в том же…» И опустила глаза.
— По вашей милости, между прочим, — добавил шеф.
Саша удивленно посмотрела на него.
— Я не мог заснуть, потому что думал о вас.
Саша прикрыла лицо — она сейчас рассмеется.
— Больше того, я не хотел засыпать, чтобы продолжать думать о вас.
Она снова посмотрела на шефа.
Шеф встал.
Саша тоже поднялась.
Он обогнул стол и подошел к ней близко-близко.
— Что прикажете делать? — спросил шеф.
— В этом месте… — Саша улыбнулась, — в этом месте мой будущий папа крепко-крепко прижал к себе мою будущую маму.
Шеф коротко хохотнул, запрокинув голову — о, как же Саше нравилась эта его диковатая манера! — а потом прижал к себе Александру Борисовну.
— Так? — спросил он.
— Не совсем…
— Так? — Он сжал объятия.
Александра Борисовна пискнула, и в этот самый момент на пороге кабинета появилась старшая сестра предоперационной палаты с весьма озабоченным лицом, которое не замедлило вытянуться и преобразиться в недоуменное.