В 1992 г. СА прислал мне книгу «Язык, который ненавидит». Половину сборника составляли рассказы из Норильского цикла, вторая часть была отведена работе «Язык, который ненавидит». Эти исследование – очерки о блатном языке с толковым словарем – не потеряло актуальности и в наши дни. Ведь СА не просто классифицирует блатной язык, но анализирует его философию: «Воровской жаргон, ставший основой лагерного языка, есть язык ненависти, презрения, недоброжелательства. Он обслуживает вражду, а не дружбу, он выражает вечное подозрение, вечный страх предательства, вечный ужас наказания» [24] . И дальше: «Этот язык не знает радости. Он пессимистичен. Он не признает дружбу и товарищества. Ненависть и боязнь, недоверие, уверенность, что люди – сплошь мерзавцы, ни один не заслуживает хорошего отношения – такова его глубинная философия. Это язык – мизантроп» [25] .
В наше время одной из главных фигур культуры стал, увы, уголовник, а самыми модными – фильмы и сериалы из жизни криминального мира; не случайно кумиры молодежи – герои «Бригады», как не случайно и то, что подобные фильмы показывают по телевизору в прайм-тайм. И блатной жаргон звучит не только с экранов – он проникает в нашу повседневную жизнь (примеров этого можно найти множество), стал частью лексикона политиков и деятелей культуры, причем в этом чаще всего не отдают отчета ни говорящий, ни его слушатели. Можно поразиться тому, что СА предупреждал об опасности экспансии блатной эстетики свыше сорока лет назад.
В 1996 г. в Риге издательством «Полярис» был опубликован посмертно роман С. А. Снегова «Диктатор». Перед читателем предстает обстоятельно и увлекательно выписанная картина жизни параллельного (или, по словам автора, «сопряженного») мира. Действие романа происходит на планете, которая во многом напоминает Землю. Жители планеты сумели «приручить» погоду, управляя ею по своему желанию, командуя циклонами и тайфунами, создавая засуху или посылая дожди, используя это умение в военных целях. В основе сюжета – события, происходящие в одно из наиболее значительных государств планеты, Латании, в котором к власти приходит ученый астрофизик Алексей Гамов. После серии побед в войне Латании с ее вековечным противником Кортезией он был провозглашен спасителем нации и обрел абсолютную власть. Гамов ненавидел войну – и всеми силами старался покончить с нею, желая, по его словами, «лишить войну камуфлирующих ее понятий благородства, героичности… Унизить войну, чтобы мутило и выворачивало кишки при одном упоминании о ней» [26] . Жестокости и ненависти Гамов хотел противопоставить сострадание и милосердие, надеясь, что тогда пробудится в людях «то единственное, что делает каждого человека равнозначным Богу, – его внутренняя человечность».
Последний роман Снегова – утопия, но совсем иная, чем «Люди как боги». В «Диктаторе» куда больше горечи, чем в предыдущей утопии писателя, но больше и оптимизма. Во второй утопии Снегова путь к лучшей жизни для всех людей лежит, по мнению писателя, через пробуждение нравственного начала в человеке. Сила романа – не в яркости картин всеобщего счастья, основанного на торжестве экономических и политических идей, но в призыве к людям вглядеться в глубину своей души, понять, что человечность и доброта – естественные качества homo sapiens, что благо каждого человека и всего общества зависит от того, насколько скоро это будет осознано. «Диктатор», без сомнения, одно из самых значительных произведений отечественной фантастики по масштабности проблематики, по сложности художественной задачи. В этом романе наиболее полно воплотилась вера писателя в победу нравственного начала в человеке, пусть эта вера кому-то сегодня и покажется старомодной.
Одна из самых для меня памятных встреч с СА состоялась весной 1990 г., на Третьих Ефремовских чтениях в Ленинграде. На открытие конференции, проходившее в помещении Союза писателей, прибыл и Юрий Медведев – тот самый, который был зав. редакцией фантастики в издательстве «Молодая гвардия» во второй половине 70-х гг. и в 1989 г. опубликовал повесть «Протей» – отвратительный пасквиль на братьев Стругацких (тогда буквально весь фэндом поднялся против этого). И вот председательствующий А. Ф. Бритиков объявил фамилию Медведева (он выступал с докладом о И. А. Ефремове), который встает и идет к трибуне. Я также встаю – неожиданно для самого себя – и в тишине прошу Бритикова дать мне слово. Бритиков ошарашен, я настаиваю и иду по проходу к трибуне. Бритиков растерян, в зале, в котором кто-то понял, что происходит, слышны возгласы: пусть говорит. Бритиков через силу соглашается. Подойдя к сцене, я беру микрофон, спущенный Бритиковым, и начинаю говорить (Медведев находился у меня за спиной, стоя на трибуне).