- Всё! Надоело! Пора! – бубнил он себе под нос, меряя шагами палубу от носа до бака и обратно. - Пора на заслуженный отдых. На пенсию. Сменю каюту на уютный домик где-нибудь в провинции и стану…. Стану… Минуточку!!! Позвольте – что это там такое?!.
Он схватил подзорную трубу и уставился в небо. Там, в крохотном просвете облаков, промелькнуло что-то пёстрое и стремительно исчезло в западном направлении.
… Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб наслаждался покоем. Уютная лампа слегка покачивалась на волнах. Это было невообразимо приятно и навевало сладкую дрёму. После шторма - как бальзам на душу и на тело, ибо старые бока нещадно болели, отбитые при вчерашних кульбитах. Наверное, занесло его на мелководье в этот раз: больно уж свирепо швыряли волны случайную добычу обо что ни попадя. Ведь изнутри лампа ровненькая и гладенькая, а вчера казалось, что набита мебелью с острыми углами.
Зато сегодня – прямо рай. Мерный плеск, чуть кисловатый запах нагретой солнцем меди… Вот только скучновато немного. Или много. Или вообще – спаси Аллах, как скучно.
Хоттабу аж спать расхотелось. Интересно, сколько времени по земным меркам прошло? Что-то давно никому его лампа не попадалась. Чудеса людям наскучили, что ли? Или слепые все – под ногами старинную вещь как можно не заметить? Уж скорее бы кто-нибудь выпустил его отсюда: в лампе-то хорошо, но и проветриться иногда не помешает. А с другой стороны… Ну, повезет кому-то. Рано или поздно, но обязательно повезет. Найдут лампу, соскребут печать, выпустят его. Сначала испугаются, как водится. А потом обрадуются. Когда поймут, что счастье привалило. Что желай – чего душа попросит, и все исполнится! И загорятся глаза, и захлебнутся в восторге, и начнут загибать три пальца по очереди. Перво-наперво – сокровищ. Второе – власти. Третье молодости и красоты, чтобы первыми двумя дарами насладиться успеть. И посыплются с неба бриллианты, прольются золотые дожди, а то и вовсе сундуками добро к ногам падать станет. Вместе с документами о назначении на важную должность. И будут стоять писаные красавцы, богатством любоваться да грандиозные планы строить. Так всегда было. А что дальше – того джинну знать не положено. Его дело – чужие желания исполнять. И в лампу. Нашли, осчастливил, - в лампу. Снова нашли, осчастливил, - в лампу…
Хоттаб аж взвыл с досады: да что же это?! Что за жизнь-то такая?! И в лампе тоска, и на воле то же самое. Ничего нового под Луной, ничего!!! Страшная истина открылась ему: он может всё… И не может ничего. Джинн сидел, обхватив руками голову и подвывал, вставляя между стонами виртуозно закрученные проклятия на древнемагическом языке. Впервые в жизни он роптал на Судьбу, призывая в свидетели все Силы сущих Миров.
*************************************************************************************
- И вот тут, мой Повелитель, начинается самое интересное. В этой самой точке пространства и времени сошлись пути наших героев, а что из этого вышло – сейчас узнаешь, дай только устрою тебя получше, - сказала Шехерезада.
Она взбила подушки, разгладила складки на простыне и, убедившись, что Шахрияру удобно, продолжила свой рассказ.
**********************************************************************************
… Сколько прошло времени, никто точно не скажет, но Маленькая Ассоль успела превратиться в прекрасную девушку. В ее жизни ничего не изменилось, разве что отец постарел и стал прихварывать. Она по-прежнему ходила в город по делам, а каждую свободную минутку проводила на морском берегу.
Вот и в то самое время она была там. То взбиралась на утес и привычно смотрела вдаль, то ходила у самой воды – раковины красивые собирала. После шторма их всегда много. Таких ярких, таких разных! Главное – внимательно смотреть под ноги, чтобы ничего не пропустить. Кто ищет – тот всегда найдет, как говорится, вот и Ассоль тоже нашла. Что-то, чего никогда раньше не видела. Какой-то странный сосуд: то ли кувшин, то ли заварочный чайник. Он весь оброс ракушками, так что определить, что это и из чего оно сделано, с первого взгляда не получилось. Девушка не без труда подняла находку и отошла в тень скалы – отдохнуть и рассмотреть, что же такое ей подарило море на этот раз.
Ассоль тщетно высматривала прорехи в ракушечной коросте: долго, видимо, лежал сосуд на дне морском – и песчинка между раковин не втиснется! И нет иного способа удовлетворить любопытство, кроме как сколоть всю это красоту. Девушка выбрала камень поострее и стукнула по округлому боку. Раз! – отвалилась часть корки. Два! – отозвалась звоном позеленевшая от времени медь. Три! – отлетела с горлышка сургучная печать…
Хоттабыч, упивавшийся горем, пропустил момент, когда его лампу кто-то поднял и куда-то понес. Не услышал за собственными воплями и первых двух ударов камня, а спохватился лишь, когда в полумрак темницы ворвался солнечный свет. В тот же миг его подхватил могучий вихрь, закружил, все быстрее, быстрее, быстрее! В последний момент он успел нащупать чалму и нахлобучить чуть не до ушей, и тут же вылетел из лампы в страшных клубах черного дыма.
… Ассоль сначала испугалась, что испортила старинную вещь. Но испуг мгновенно превратился в панический ужас, когда в странном сосуде что-то зашипело, потом засвистело, а после с грохотом вырвалось наружу. Черный дым клубился над берегом, его пронзали вспышки молний, а окрестные скалы сотрясали раскаты чудовищного грома. От запаха серы слезились даже зажмуренные глаза и было трудно дышать. Ноги стали ватными и девушка поняла, что даже убежать ей уже не удастся. Она стояла и обреченно ждала неминуемой смерти. Но ничего не происходило. Вернее, не происходило ничего более ужасного, чем уже случилось. Наоборот, гром понемногу стихал, дым рассеивался, и даже серой уже воняло не так сильно. Ассоль набралась храбрости и слегка приоткрыла один глаз. И тут же открыла второй. И уже обоими, широко раскрытыми, с изумлением рассматривала старика в белоснежной чалме и восточном халате, который появился из дыма. Старик казался совсем не страшным, а наоборот – добрым и, как показалось девушке, тоже несколько растерянным. Его расшитые бисером остроносые туфли валялись на песке, на руке переливался разноцветными сполохами огромный опал в золотом перстне, а в длинной седой бороде еще вспыхивали и потрескивали крошечные молнии.
… «Даааа… Старею!» - подумал Хоттабыч. «Это ж надо – счастливчика прозевал!» - и чуть не открыл рот от удивления. Впервые за многие тысячи лет счастливчик был настолько прелестен и симпатичен, что джинн понял: его молитвы (ему уже хотелось думать, что молитвы, а не проклятия), все-таки были кем-то услышаны. Раньше счастье всегда улыбалось мужчинам. В крайнем случае – мальчикам или отрокам. А сейчас перед ним стояла юная девушка, изящная, стройная, с копной вьющихся волос, нежной кожей и прелестными, как лепестки розы, губами. Она смотрела на него огромными глазищами цвета утреннего тумана над морем, и… Великий Аллах, ничего прекраснее старый джинн в жизни своей не видел. И тоже смотрел и смотрел, и насмотреться не мог.