‒ Ладно, ‒ сказал спонсор, ‒ я сам позвоню и договорюсь. А ты напиши официальное примирительное письмо соседям. Я его отнесу. Нам с ними жить, а он ‒ второй адъютант гарнизона.
Мне было грустно, что мои хозяева ‒ не самые сильные на свете. Мне хотелось бы, чтобы они были всесильны и не боялись каких-то паршивых жабенышей… Потом я стал уговаривать себя, что ветеринар так занят, что не сможет сделать операцию еще целый год… а к тому времени мы что-нибудь придумаем и, может, даже убежим вместе с Инной, или мои спонсоры сжалятся над моими чувствами и купят Инну у наших соседей. Мы с ней будем жить здесь и спать на моей подстилке, а нам купят с ней одинаковые трехцветные ошейники… С такими счастливыми мыслями я заснул.
Но проснувшись, я понял, что радоваться нечему.
Каждый телефонный звонок я воспринимал как звон погребального колокола, каждый пролетающий флаер мне казался вестником злой судьбы. Но судьба молчала до шести вечера. Именно тогда позвонил хозяин. Его зеленая морда занимала весь экран телефона, и я, стоя за спиной хозяйки, слышал каждое слово.
‒ Все в порядке, ‒ сказал спонсор, словно разговор шел о том, чтобы купить мне на зиму новую попонку, ‒ я нажал на него, сказал, что Тимофей представляет опасность для окружающих ввиду его чрезвычайной агрессивности, но нам бы не хотелось его усыплять, потому что моя жена к нему привязана… в общем, он согласен.
‒ Когда же? ‒ спросила госпожа Яйблочко.
‒ Сегодня в двадцать один тридцать!
‒ Ты с ума сошел! У меня в двадцать двадцать массаж.
‒ Придется поступиться своими интересами, ‒ сказал спонсор, ‒ ради интересов домашнего любимца.
‒ Это ужасно! Я даже не успею приготовить тебе ужин!
‒ Как хочешь, ‒ рявкнул спонсор. ‒ Я не буду снова унижаться перед ветеринаром!
‒ Хорошо, хорошо…
Госпожа обернулась ко мне ‒ она догадалась, что я стою за ее спиной.
‒ Вот все и обошлось, ‒ сказала она, как будто операция уже прошла. ‒ Мы с тобой это сделаем и уже завтра обо всем забудем. Не печалься, выше голову, мой человечек! ‒ Хозяйка погладила меня, и я был готов укусить ее за чешуйчатую ладонь, но удержался. Человек я в конце концов или нет!
‒ Иди в садик, погуляй пока, ‒ сказала она. ‒ Я ужин приготовлю и пойдем. Тут недалеко.
Просить, умолять ‒ бессмысленно. Спонсорам чужды наши человеческие чувства. Они живут в рациональном мире, и даже странно, что в свое время, в дни Великого покорения, они не истребили всех людей. Может быть, именно наша эмоциональность, наши чувства, наши слабости вызвали в ком-то из спонсоров ответные чувства? Ведь недаром их психологи так рекомендуют держать человека в доме, в котором есть жабеныш, простите ‒ детеныш.
Наступил зябкий, вялый весенний вечер. Я вышел в сад. Конечно же, Инны не было видно ‒ ее спрятали за семью замками. Но, может, она глядит сейчас в окно?
Я сорвал цветок ромашки и стал его нюхать, показывая всем своим видом, насколько я удручен и опечален. Если она смотрит, то тоже плачет. Что же делать, думал я, если бы было место на Земле или вне ее, хоть какое-нибудь место, чтоб там мог спрятаться и прожить оскорбленный и униженный человек ‒ представитель гордой расы людей. Но я не желаю стать бродячим псом, который будет рыться на свалке и ждать того момента, когда его поймают и отвезут на живодерню! Нет уж ‒ лучше смерть, лучше операция… Я видел этих замарашек, я видел, как их везут через город в фуре с решеткой, и они скалятся на прохожих потому, что им ничего больше не остается, как скалиться. Нет, человек ‒ это звучит гордо! Пускай я буду оскоплен, но я не склоню головы!
Рассуждая так, я отбросил ромашку и ходил по газону, заложив руки за спину и порой отмахиваясь от навозных мух, которые норовили сесть на мое гладкое, нежное тело.
‒ Эй, Тимоша! ‒ услышал я насмешливый голос.
Мой друг Вик перепрыгнул через изгородь и оказался рядом со мной.
‒ Как только тебя пускают одного гулять по городу! ‒ удивился я.
‒ Ты же знаешь ‒ моя старая жаба не в состоянии за мной уследить. Да и не стал бы я слушаться.
‒ Вик, ‒ сказал я, ‒ у меня горе!
И я поведал ему о том, что скоро меня поведут к ветеринару.
‒ Честно сказать, ‒ произнес Вик, выслушав мой короткий рассказ, ‒ если бы такое произошло со мной, я бы убежал или повесился. К счастью, меня отобрали в производители, и мне пока ничего не грозит.
‒ Но почему тебе так повезло? Почему?
‒ Я из очень хорошей породы. Меня еще в детстве измеряли и исследовали. Целый месяц держали в евгеническом центре.
‒ Где?
‒ Там, где проверяют породы и выводят новые.
‒ А мне нельзя в этот центр?
‒ Поздно, мой друг, поздно, ‒ сказал Вик. ‒ Да и работа эта не по тебе. Все время ты должен заниматься спортом, соблюдать диету, быть готовым работать в любое время дня и ночи.