— Именно. Учитель, наставник, старший товарищ.
— Ласков и обходителен сегодня, Жора. К чему бы это?
— Вы знаете.
В глубине широкого и длинного коридора показалась русопятая до невозможности мадам Казарян. Она шла к ним, приложив палец к губам.
— Чего тебе? — рявкнул Казарян.
— Армен занимается. Завтра он последний госэкзамен сдает, — прошипела она.
— Здравствуйте, Зоя Николаевна, — успел прорваться с приветствием Сырцов, а она не успела с ответом: кинорежиссер нарочито громко (чтобы слышал отпрыск) опроверг ее:
— Он не занимается, он идиотическую «Металлику» слушает!
— У него такая привычка, он под музыку занимается.
— Знаю я его привычки и занятия! — еще громче и с угрозой проорал Казарян. И — нормально: — Пошли ко мне, Жора, там поговорим.
Уселись в старинные кожаные кресла. В который раз Сырцов с благоговением обвел взглядом стены громадной комнаты-кабинета, являвшие собой сплошные книжные стеллажи. Сотни книг, тысячи книг, изредка уступавшие место картинам. Замечательным картинам. Отец Романа Суреновича был знаменитым на Москве ученым-эллинистом, и сын бережно хранил память об отце: кабинет содержался образцово.
— Выпить хочешь? — для порядка предложил Казарян.
— Нет.
— Это еще почему? — понарошку гневно изумился Роман Суренович.
— Во-первых — утро, во-вторых — в завязке.
— По утрам!.. — заблажил Казарян, восклицанием выделяя каждое слово: — Водку! Стаканами! Пить!.. — и нежно добавил: — …Очень хорошо. Слушаю тебя, Жора.
Знал эти киношные штучки с перепадами Сырцов, но все-таки каждый раз они сбивали с толку. Поэтому начал невнятно:
— Приходила ко мне эта ваша Светлана Дмитриевна…
— Об этом я уже слышал от тебя по телефону, — перебил Казарян. — И, кстати, почему — моя?
— Ну, от вас.
— То-то. А теперь говори.
— Вы давно ее знаете?
— Знал, — поправил Казарян и задумался. — С шестьдесят седьмого, надо полагать. Скоро двадцать семь лет будет, как с ней познакомился.
— Значит, она — старая! — изумился Сырцов.
— Ей тогда восемнадцать было. Значит, сейчас сорок пять. Какая она старая?
Не убеждать же шестидесятитрехлетнего Казаряна, что сорокапятилетняя баба — уже старая? Сырцов вздохнул:
— Но дело не в этом. Что такое она?
— Жена. Профессиональная жена. Этот банкир, по-моему, у нее пятый.
— Ну, это по специальности. А человек она какой?
— Несчастная идиотка, — безапелляционно заявил Казарян.
— Я бы не сказал, что она дура.
— А я сказал? Я сказал, что она несчастная идиотка, а несчастным идиотом в отдельные отрезки жизни может быть каждый, даже Карл Маркс. И, наверное, был им.
— Общевато. А поконкретнее?
— Она из тех, кому не везет. Во всем. В папе, в маме, в мужьях, в детях… Внешне — все-то у нее было и есть: деньги, комфорт, сытая праздность, а внутри — все наперекосяк.
Так, — сказал, чтобы потянуть время, Сырцов. — Так.
— О чем умалчиваешь, Жорик?
— Я не умалчиваю, я думаю, как бы поточнее это изложить.
— Суть! Суть, Жорик!
— Что — суть? — не понял Сырцов.
— Суть излагай!
— С начала один вопрос. Когда она вам звонила в первый раз?
— Она не звонила, она приходила. — Казарян закатил глаза — прикидывал. — Позавчера вечером.
— Вариант «Так не прошло, попытаемся с другой стороны» отпадает, — резюмировал Сырцов. — Что же тогда?
— Внутренние монологи произноси про себя, Жора. Я жду истории.
— Собственно, нет никакой истории. Просто вчера днем узнав, что я ухожу в двухмесячный отпуск, Коляша Англичанин предложил мне работенку: отыскать некую девицу, пустившуюся в бега. Я отказался. А к вечеру явилась ваша протеже и попросила о том же.
— Нынче много девиц в бегах, — философски заметил Казарян. — Которые — под ширевом, которые — в секту, которые — просто от бешенства матки.
— Не занимался этим вопросом, но вполне допускаю. Но здесь вряд ли совпадение. Все сходится на том, что в обоих случаях разговор шел об одной и той же девице.
— Коляша назвал тебе фамилию, имя, отчество?
— Ни хрена он не назвал. Назовет такой при отказе! Проговорился по пути, когда меня по Фрунзенской набережной вез. Ужасно ему хочется в пентхаузе жить.
— А в пентхаузе Светка живет, — быстро догадался Казарян. — Можешь не продолжать, ты прав. Теперь просчитаем слегка. Коляша — это человек Александра Воробьева, ныне президента крупнейшей торговой фирмы «Алво», что является аббревиатурой из первых слогов его имени и фамилии, как единственного владельца. Насколько мне известно, он никоим образом не связан с президентом «Домус-банка» Валентином Логуновым, нынешним мужем Светланы. Он — клиент банка хорошо нам всем известного Василия Федоровича Прахова, интересы которого вряд ли совпадают с интересами Логунова. Вопрос: на кой хрен команде Воробьева — Прахова понадобилась дочь Логунова?