— Какая неожиданная встреча, — сказал Ларик, чувствуя, что он выигрывает по очкам, и понемногу раскрепощаясь. И протянул Игорю руку. Тот пожал ее с доброжелательным превосходством.
— Я послал тебе черную розу в бокале золотого, как небо, Аи, — с улыбкой сказал он (переводя разговор на удобный ему уровень: поэзия, эрудиция, ирония, полунамеки…).
Ларик посмотрел на него с сожалением, как на больного, отрепетированным перед зеркалом взглядом.
— Морозище зверский, — сказал он.
— Давно такой зимы не было, — поддержал Игорь.
— Готовимся жениться? — спросил Ларик. (Нет, он недаром готовился: голос был не спертый, не сдавленный — нормальный!)
Он достиг цели — сбил противнику дыхание: Игорь никак не мог попасть в ритм этого неожиданного разговора.
— Ну, — он прикрылся неопределенной улыбкой, — это не только от меня зависит…
— Не скромничай, Игоряша, — Ларик хлопнул его по колену. — В данном случае это зависит только от тебя. Или она тебе не нравится?
У Игоря заело речевой аппарат: ответить хамски означало признать свое поражение в словесном поединке, ответить вежливо — признать унизительную зависимость от наглеца, а находчивый ответ не придумывался. К его облегчению, вернулась Валя.
— Я сел, ничего? — спросил у нее Ларик.
— Если сел, так чего теперь спрашивать?
Установиться молчанию Ларик не давал.
— Торт вкусный? — просто спросил он Игоря.
— Ничего…
— Ты принес? Ну, наверное, выбрал получше. Валь, не смотри на меня зверем, ладно? Я только съем кусок торта, если меня угостят, и ни секунды больше не стану вам портить личную жизнь. Да не ходи за лишним блюдцем! — Он положил ломоть на тарелку Игоря, подвинул к себе, откусил.
— Цветы с Кузнечного рынка? — улыбчиво попробовал Игорь забрать инициативу.
— Мы любим жесты, — подыграла ему Валя.
— Кто что любит, — сказал Ларик с набитым ртом. — Чужая душа потемки. Как там наука насчет души говорит?
— Мы технари… — усмехнулся Игорь.
— По принципу: если нельзя делать науку, то надо делать хоть диссертацию? И правильно. Ученым можешь ты не быть, но кандидатом быть обязан.
— Каждому свое. Не всем же строить дворцы.
— Верно. Некоторым приходится там и жить. В диссертации, наверное, бетонная коробка выглядит лучше, чем на стройплощадке. Я неумно шучу сегодня; извини.
Валя демонстративно взглянула на часы и встала.
— Не уходите, он сам уйдет, — сказал Ларик и аккуратно вытер пальцы салфеткой. — Игорь, прошу как мужчина мужчину: выйди на минутку, нам надо поговорить. Не переживай, потом я уйду насовсем, и твое счастье будет полным. Будете ворковать без помех целую жизнь.
В некотором понятном унижении Игорь посмотрел на Валю и поднялся. Когда в такой ситуации просят выйти, срабатывает рефлекс мужского достоинства — отказаться как-то неудобно, невозможно…
— Шустрые у тебя одноклассники, — нашелся он сказать с порога. (Нервничающий человек не способен к остроумию. Вечером, вспоминая эту встречу, Игорь нашел массу достойных ответов.)
— Когда будет нужно, вас позовут, — успокоил Ларик, закрывая за ним дверь.
Он погасил верхний свет и сел.
— Потрудись объяснить свое шутовство, — сказала Валя, выключив музыку.
Ларик сказал спокойно, тепло:
— Ладно тебе… Просто я хотел попрощаться.
— Ах. В очередной раз. Ты уезжаешь или решил умереть?
— Нет, я не уезжаю и не решил умереть.
— Ты ведь грозился!
— Зачем отягощать твою совесть таким событием. Ведь ты не была бы мне за это благодарна, правда? Хоть память о себе оставить приличную.
— Боюсь, что уже не получится.
— А Игорь твой слабак. Я бы на его месте выставил меня вон.
— Вот потому ты не на его месте.
— Да не хочу я ругаться, — сказал Ларик. — Просто вдруг во мне что-то кончилось. Напрочь исчезло, понимаешь? Ну и захотелось сказать тебе на прощание что-нибудь хорошее…