Он жмурил глаза и перед ним возникала мать. Видел, как она бежит вслед за велосипедом, как прижимает цветы к груди и радостно улыбается. Она была уверена, что ее сын поступит учиться. И все будет так, как о том они вдвоем мечтали…
Нет. Он не может вернуться обратно. Что же делать? К кому податься за советом? Никого у него здесь нет. Нет!.. Да стой — есть! Дядька Белогривенко. Александр Трофимович. Он его ни разу не видел. Но что с того? Его все знают в селе. И стар и мал. Он чем-то поможет, что-нибудь посоветует!.. Не возвращаться же ему ни с чем!..
Александр Трофимович не сразу решился взяться за телефонную трубку. Просить за сына полицая? С какой стати? За какие такие его собственные заслуги? И потом — как это могут расценить? Если разобраться, у парня вины никакой. Вина вся в том, что имел такого папашу. Если бы не война! Не знали б мы ни полицаев, ни старост, ни эсэс… Интересно, а эти люди, из которых брались подонки, они же были среди нас. Может, оно и хорошо, что вся нечисть всплыла сразу наверх. Как мусор из решета, высеялась. Только слишком дорого заплачено за это очищение. Незаживающие раны в сердцах людей остались навсегда.
Все это Белогривенко мог себе объяснить. Но не мог решить, как быть. Просить за Андрея Куприя он мог бы и директора института, тот его хорошо знает. Но сказать, что парень — сын полицая? И он за него хлопочет? А почему хлопочет? Что их объединяет, какие у них общие корни? Родственники?..
Естественно, он не побоится сказать правду. Душа и сердце у него чистые.
Мог бы Александр Трофимович и не сказать, чей сын Андрей. Земляк, да и все тут. Сирота, безотцовщина, сколько их после войны осталось!.. Но скрывать что-либо важное не в характере Белогривенко. Нет, врать он не привык, даже в мелочах.
Мог бы, конечно, и вовсе не заботиться о парнишке. Мало ли таких, которые не прошли по конкурсу.
Мог бы… Но этот чужой для него голенастый юноша с облупившимся от солнца носом, с мольбой заглядывающий ему в зрачки изболевшимися глазами, всколыхнул ему душу. И эта полотняная рубаха, пятнисто выкрашенная бузиной… Может, она навеяла запахи давно уже высохших копанок возле брода. Есть ли теперь Зеленое озеро?
— Слушай, — забарабанил по полировке стола длинными пальцами Александр Трофимович. — А ты же, наверное, тоже раков таскал из озера, а? Как там они, еще не повывелись?
— Их там сколько угодно! — сразу посветлели тусклые от усталости глаза паренька. — Как затянешь бечеву с грузилом, захватишь кусты кушира[5], он аж шевелится от них на берегу!
— Ишь ты… бечевой придумали. Молодцы! — Еще хотел о чем-то спросить Александр Трофимович, но не мог оторваться мыслями от того озера и зеленого луга, залитого солнцем. Откинулся назад, потер седеющие виски. Его полноватое лицо осветилось грустной улыбкой.
— А Сухорук у нас теперь председатель сельсовета, — заерзал на стуле паренек. Вытянув длинную тонкую шею с острым кадыком, он заглядывал в лицо Белогривенко, будто хотел угадать, что интересно было бы еще услышать о своем селе этому седовласому криничанину.
— Председательствует, значит? — Глаза Александра Трофимовича оживились.
— И школа у нас уже новая. Клуб теперь строят. Стропила уже подняли. Дядька Сухорук свое дело знает. Хотя ему кое-кто и перечит. Мешает, так сказать, — по-взрослому серьезно, будто кому-то подражая, говорит Андрей.
— А кто же это такой у вас есть? — Веселая искорка сверкнула в глазах Александра Трофимовича. Он внимательно приглядывался к молодому Куприю.
— Орловский же. Тот танкист… В войну на ветряке работал.
— Не знаю, парень, такого. Это кто-то из новых. Он кто у вас?
— Парторг. Говорит, что не нужен нам такой клуб. Надо сразу дворец строить, чтобы надолго. Чтобы вокруг было видно!
— А что же, неплохая мысль.
— Оно так. — Андрей смело посмотрел на своего земляка. — Но средств в колхозе сейчас нет. Вот разбогатеет — тогда другое дело. — В голосе Андрея твердая убежденность, от кого-то перенятая.
— Ну, а ты как бы поступил, Андрей… Яковлевич?
Парень даже подпрыгнул от этого неожиданного «Яковлевич».
— Средства будут — построим дворец, а пока их нет, пусть хоть какой-нибудь клуб будет. Прежний, под Ясеневой горой, сгорел. Куда молодежи деваться? А это помещение не пропадет. Для почты будет или для аптеки. Да у нас и детского садика еще нет. А Татьяна Андреевна добивается, чтобы открыли…
— О! У тебя, я вижу, хозяйский подход. Масштабы. А хочешь село оставить. Закончишь институт, уедешь в леса. Не жаль?