И тогда я бежала из школы. Два с половиной года я не входила в школу. Я хотела прожить без нее. И не смогла. А встретила она меня так же, как и проводила…
Они протестуют. Каждый день. И утром, и вечером. Каждый день и утром, и вечером одно и то же. Как один и тот же спектакль, в котором я играю одну и ту же роль.
Как трудно играть в жизни свою роль! Играть, не фальшивя. Наверное, на сцене играть легче. В спектакле можно быть кем угодно. И оставаться самим собой. Можно быть кем-то, не имеющим совести, и оставаться честным человеком. Можно совершать подлости на сцене, а своей игрой приносить пользу людям. В спектакле, но не в жизни…
Они все еще не замолчали.
Они не хотят мириться со мной даже до апреля. Они хотят, чтобы все было, как прежде. Чтобы я читала по слогам. И они будут тихими и послушными и будут звать меня по имени-отчеству. Неужели я этого не понимаю?!
Неужели они не поймут, что я так но могу и не хочу? Неужели они не перестанут кричать? Снова придется бежать?
Нет!
— А если бы…? заговорила я, и стало тихо.? Если бы вам в магазине, вместо хлеба, давали одну оберточную бумагу?
— Сравнили!
— Это одно и то же! Довольно! Подсказывать, как писать, я не стану! Я буду учить писать!
Тишина… Враждебная тишина. Злые лица, Сжатые зубы. И лишь кое-кто насмешливо оглядывает класс. Вон тот парень в углу, бритоголовый, с буграми на лбу, у переносицы.
— Подумайте! Товарищи! Да если бы я не верила, что смогу вас чему-то научить, разве бы я стояла на своем…
Чуть расслабляются напряженные мускулы лиц. Руки успокаиваются на столах. Но в глазах досада и безнадежность.
— Продолжаем диктант. Один ученик будет писать на доске.
Я хочу вызвать к доске парня с буграми на лбу. Но не могу вспомнить его фамилию. Открываю журнал. Ученики роняют головы. Читаю список сверху вниз и снизу вверх. "Нестеров!? вспоминаю я? Да. Нестеров".
— Нестеров!
Парень встает из-за стола. Остальные облегченно откидываются к спинкам стульев. Нестеров быстро, но как-то неровно идет к доске. На лице злость. От чего? Оттого что ноги непослушны?
Он останавливается у доски и с отвращением глядит на длинный, пиленый, как сахар-рафинад, мелок. Словно его предстоит проглотить.
Я кладу книгу на кафедру и диктую наизусть. Нестеров пишет. Белая пыль сыплется на пол.
На доску ложатся слова. Но я не узнаю их. На доске слова-инвалиды, слова, взывающие о помощи.
В классе тихо. Нестеров держится зa доску. Он путается в предложении, ладонью стирает написанное. Бугры над переносицей побагровели.
Время от времени я подаю ему, как руку, наводящий вопрос. Он то хватается за мою мысль, то пытается соображать сам.
Класс напряженно следит за нами. Сначала молча, потом бросая реплики.
Нарастает шум. Шум солидарности. Деятельный, азартный, рабочий шум! О! Он захлестывает меня, он подхватывает меня и несет. Несет к ним. Кто-то восклицает:
— Вот это да-а-а! От русского голова трещит, как от математики. Мозгами ворочать надо…
— Открытие!? подхватываю я.? Он сделал открытие! Слава богу! Вы можете вызубрить правило, что безударная гласная проверяется ударением. Но если вы пишите "честолюбие" и не соображаете, какой смысл имеет слово, вы напишете "частолюбие", "чистолюбие". Да-да! Не смейтесь!
— Вот слово "подушка". Как написать?
— Через "о"!
— Через "а"!
— Сообразите! Сообразите!? выкрикиваю и я в азарте.
— Под ухом!? догадывается кто-то.
— Правильно! Правильно!? во мне все поет от восторга. В руках, в запястьях, бьется два сердца.? Вы русские, вы должны знать все слова, все корни. И должны следить, чтобы из корня слова "просо" у нас не вырастала "пшеница"… А окончания… Нестеров, напишите: "Мересьев посмотрел сквозь ресницы"… Он пишет: "Мересьев посмотрел сквозь ресницу".
— Как сквозь ресницу?
— Да. Сквозь одну ресницу.
Взрыв хохота. Класс хохочет долго, радостно, как и смеются от усталости, чтобы отдохнуть.
— Садитесь, Нестеров. Но он не садится.
— Конечно, у глаза две ресницы. Одна верхняя, другая нижняя,? твердит он уверенно.
Класс умирает от смеха.
— Нестеров,? говорю я.? Вы путаете веко с ресницей.
Его лицо мгновенно вытягивается. Он смотрит на мелок, потом кладет его на доску и молча выходит из класса. В классе становится тихо.
Зима расцвела. Дома, столбы, изгороди обросли белым мохом, а на деревьях распустилась нежная белая хвоя инея.
Тротуары и шоссе еще не расчищены. Машины буксуют в снегу. Люди пробираются цепочками по узеньким, извилистым тропкам, вытоптанным в сугробах. Цепочки двигаются осторожно, замедленным темпом.