Хуже всего были ночи. Среди заключённых находилась эльзасская девушка, полубезумная, которая рыдала и пела гимны. Кто-то играл на губной гармошке, и женщина беспрестанно кашляла. Время от времени слышались крики.
Она вновь встретилась с Бушардоном на четвёртый день, утром. Предыдущей ночью холодный атмосферный фронт нагнал такой холод, что вода покрылась льдом, и пальцы Зелле были слегка одеревеневшими. Она обнаружила также, что десны её кровоточат — из-за отсутствия свежих фруктов, решила она. Бушардон отметил только, что она, кажется, встревожилась, когда вошла в кабинет и увидела молодого стенографиста Мануэля Бодуэна.
Бушардон составил список вопросов, возникших после показаний, данных в предыдущий день, и Зелле скоро поняла, что возвращается в ответах к середине своей жизни и к тому печальному периоду в Берлине. Интонация её рассказа, однако, слегка отличалась от той, которая была во время предыдущего допроса. Она более не пыталась приукрасить незначительное или преуменьшить что-либо. Её голос звучал невыразительно. Она продолжала сжимать платок большим и указательным пальцами.
— В какой момент вы узнали, какова подлинная профессия Рудольфа Шпанглера? — спросил Бушардон.
Она покачала головой. На платке оказались следы высохшей крови, неизвестно откуда взявшейся.
— О таком не узнают в одно мгновение.
— Хорошо, в таком случае когда приблизительно вы узнали о его подлинной профессии?
— Полагаю, это случилось в Мадриде.
— Прежде чем вы согласились сопровождать его в Германию?
— Да.
— Тогда почему вы не разорвали отношения с ним?
Она опять покачала головой:
— Простите?
— Вы знали, что этот человек — германский шпион, и продолжали встречаться с ним. Почему вы согласились сопровождать его в Берлин?
Она услышала, как говорит:
— Должно быть, я считала, что влюблена. Я стремилась делать то...
— Вы, должно быть, считали, что влюблены? Очень хорошо, тогда в какой момент вы разлюбили его?
— Не знаю.
— Это произошло после того, как он арестовал вашего англичанина, художника Николаса Грея?
Она пожала плечами, по-прежнему глядя на носовой платок, зажатый в руках... Ники говорил, что белый поистине самый обманчивый цвет...
— Произошло ли это после того, как он арестовал вашего англичанина?..
— Да.
— Но если ваша связь с Рудольфом Шпанглером окончилась с арестом Николаса Грея, тогда как вы смогли убедить герра Шпанглера освободить мистера Грея? Пожалуйста, расскажите мне, как вы этого добились.
Она уставилась на сидевших перед ней и какое-то время безмолвно смотрела... Бушардон, в глубоко посаженных глазах которого жила уравновешенность, молодой стенографист с автоматической ручкой, замерший над бухгалтерской книгой.
— Боюсь... боюсь, что я не... не понимаю.
— Но вопрос достаточно прост, мадам. Если вы разорвали свою связь со Шпанглером из-за ареста Грея, тогда как вам позднее удалось оживить эту связь и добиться освобождения заключённого?
— Я не знаю, я не уверена...
Следующей интересующей следствие темой оказались деньги. Бушардон начал объяснять:
— Мы знаем, что вы получили двадцать тысяч франков от начальника германской разведки Карла Крамера. Теперь вы, возможно, сумеете рассказать нам немного об этом соглашении.
— Я приняла деньги потому, что германцы отобрали мои меха.
— Ваши меха?
— Когда я оставила Берлин летом 1914 года, мои меха конфисковали на германской границе. Я считала, что будет честно в качестве компенсации взять деньги герра Крамера.
— Но на самом деле repp Крамер давал вам деньги не в качестве компенсации.
— Нет.
— Он дал вам деньги в виде задатка за услуги, которые вы могли оказать в Париже... услуги, которые вы могли оказать в качестве агента германской военной разведки. Разве не так?
Она кивнула, глядя, как ручка стенографиста опять метнулась к бумаге.
— Да, деньги должны были стать задатком.