Во вторник она появилась в кабинете Ладу на бульваре Сен-Жермен, 283, чтобы получить пропуск для посещения Виттеля. Ранее она видела, как Меррик уезжает по железной дороге, затем позавтракала со своим старым другом из театра. Позднее несколько клерков припомнят её тем утром: сначала почти весёлой, в синей юбке и блузе, и уже несколько раздражённой после того, как она походила по кабинетам, пока не добралась до святая святых французской разведки.
Капитан Ладу позднее напишет в своих мемуарах «Охотник за шпионами» о своей встрече с Матой Хари. Многое там лживо, но общее ощущение от их стычки кажется достаточно точным. День был тёплым. Он увидел её в коридоре и предложил ей стул в своём кабинете, маленьком и убогом, с выстроившимися вдоль одной из стен зелёными шкафами. Скудный свет в окно, выходящее на пустынную улицу.
Ладу, худой мужчина с узким лицом и запавшими глазами, которого она поначалу приняла за незначительного клерка. Позже она вспомнит его, как лису или даже какое-то совершенно отвратительное создание.
— Скажите мне, мадам, — спросил он, — вы имеете представление, зачем вы здесь?
Она положила прошение на стол:
— Чтобы доставить немного беспокойства, мсье.
Он закурил сигарету, отвратительную североафриканскую сигарету.
— Я боюсь, что на самом деле это немного сложнее, чем вы думаете. Видите ли, въезд в Виттель строго запрещён для врагов Республики.
Она перевела взгляд на единственное окно:
— Боюсь, я не уловила смысла сказанного вами, капитан.
— Смысл таков: вы — враг Республики?
— Я так не думаю.
— О, но британцы, кажется, именно так и считают.
— О чём вы говорите?
На его столе лежали небрежно брошенные бумажки: видны были уголки телеграмм, напечатанный на машинке список фамилий.
— Расскажите мне о ваших взаимоотношениях с Жаном Галло, — попросил он.
Она пожала плечами:
— Он—друг, и я просто не понимаю, почему...
— А Томас Меррик?
Она рассматривала его руки: сигарета в левой руке, словно игрушечное ружьё, чернильная авторучка — в правой, как крошечная винтовка.
— Кто вы, капитан?
— Солдат.
— В таком случае, солдат, почему вы не воюете?
— О, я воюю. Каждую минуту.
— Я и вправду ваш враг?
Он улыбнулся, показав табачную крошку на одном из зубов:
— Я так не думаю, нет.
— Тогда почему вам не позволить мне повидаться с моим женихом?
— О, Меррик — ваш жених?
— Мы обсуждали вопрос о браке.
— И могу я спросить, когда должна состояться свадьба?
— Мы не договаривались ещё насчёт даты.
— Но за этим дело не станет? Наверное, как только он оправится от ран? — Он встал из-за стола, перешёл к окну. — Я буду откровенен с вами, мадам. Кажется, мои британские коллеги считают вас потенциально опасной женщиной — пожалуйста, дайте мне закончить. Сейчас я не придерживаюсь этого мнения, но, по крайней мере, надо изучить их утверждения. Поэтому вы здесь. Поэтому мы и беседуем.
Она продолжала ещё какое-то время изучать его руки, затем вынула платок, чтобы промокнуть испарину на собственных руках.
— Да, но о чём мы в самом деле говорим?
— О лояльности. Мы говорим о вашей лояльности Франции. Скажите мне, вы долго жили в Париже?
— Долго.
— И что вы чувствуете? Вы любите его?
— Я люблю людей, а не места.
— Тогда позвольте мне поставить вопрос по-другому. Во сколько мне обойдутся ваши услуги, если я найму вас для пользы французского народа?
— А какого рода услуги вы предусматриваете с моей стороны?
— О, я полагаю, вы знаете.
Она рассматривала его затылок, эти вводящие в заблуждение прямые плечи пугала.
— Так ли, мсье?
— Я думаю, вы определённо знаете. — Потом внезапно отвернувшись от окна и встав к ней лицом: — Назовите мне цену, мадам. Исключительно ради любопытства, назовите мне цену.
Она вздохнула, думая, что это сон — вновь повторяющийся кошмар.
— Миллион франков.
— Превосходно, миллион франков.
— И пропуск в Виттель.
Он вернулся к своему столу, нацарапал подпись под её прошением.
— Вот, вы вольны присоединиться к вашему доблестному жениху, раненному в Виттеле. Миллион франков, однако, останется предметом дальнейшего обсуждения.