— Не думаю, что вы мне собираетесь рассказать, ради чего всё это, — произнёс Грей.
Хупер усмехнулся:
— Боюсь, что нет.
— Почему бы, по крайней мере, вам не сказать мне, кто вас послал?
— Простите.
— А что, если я откажусь ехать?
— В таком случае я должен вас арестовать.
— А что, если я дам вам по вашей глупой роже?
Они провели ночь в трактире к западу от Сент-Омера.
Здесь все признаки войны были почти неприметными: госпиталь для контуженных, заброшенные грузовики да время от времени встречающийся калека. Отсутствовало освещение, и окрестности были чёрными, хоть глаз выколи. Еда, однако, оказалась сносной: сосиски, пиво и тушёная свёкла.
Сначала они обедали молча, уставив глаза в тарелки. Ещё до наступления вечера до Грея дошло, что, чем дальше он уезжает от фронта, тем менее значительным становится. По прошествии какого-то времени война сделалась единственной реальностью. Пятьдесят — шестьдесят миль от окопов, и ты едва ли вообще существуешь.
Хупер проговорил что-то (слабая попытка завязать разговор, поскольку он явно не мог выносить враждебного молчания Грея).
— Я понимаю, вы до войны жили в Париже.
Прошло несколько мгновений, прежде чем Грей хотя бы взглянул на него.
— Да, я жил в Париже.
— Художник, не так ли?
— Да, художник.
— Это, должно быть, было замечательно.
— Хм?
— Художник в Париже — вот это жизнь, верно?
Грей отложил нож и вилку. Глаза накачавшегося пивом Хупера походили на глаза-пуговки игрушечного медвежонка и поистине сияли от восторга.
Наконец Грей ответил:
— Вы из Секретного отдела, не правда ли?
— Из Секретного отдела?
— Вы один из тех идиотов — из группы военной разведки.
Глаза-пуговицы чуть потускнели, рот немного сжался.
— Слушайте, мы будем вместе ещё всего день. Не могли бы вы по крайней мере попытаться быть вежливым?
Они уехали вскоре после рассвета. Небо оставалось ровно-голубым до самого побережья, но над морем лежала пелена тумана. Они взошли на борт одного из торговых пароходов, серая громадина иной эпохи. Палубы были забиты перепуганными женщинами, разглядывавшими воду в поисках торпед.
После двух или трёх порций виски в баре второго класса Грей тоже поднялся на палубу. Лица большинства людей казались съёжившимися и искажёнными, но была одна довольно красивая девушка. Она стояла на корме, какое-то время наблюдая за ширящейся бороздой воды, затем ушла, но профиль её запечатлелся в памяти Грея. Он был почти столь же совершенным, как профиль Зелле. Зелле. Он ощущал её присутствие на воде, ощущал, как она нисходит с кружащимися чайками, — всё подтверждало то, что он подозревал годами. Зелле напоминала тропический шторм — лёгкие признаки затишья всегда предвещали её появление.
Они высадились в Дувре, где за таможней их ожидала очередная машина с шофёром. Водителем оказался тощий сержант с щербатым лицом, напоминающий Сайкса. Он тихо заговорил с Хупером, не обращая внимания на Грея. Вдоль берега сгущался туман, замедляя движение фабричных грузовиков.
Почти в сумерки они добрались до края города, в начале вечера прибыли к месту назначения. Дом стоял в лесистой долине, в стороне от основной дороги. Дубы обрамляли наполовину вымощенный переулок, ивы росли по травянистым склонам над ручьём. Листья ожили после недавнего дождя. Водитель остановился в круглом автомобильном дворе между заросшим садом и входом. В одном или двух окнах наверху горел свет.
— Мы называем его «Домом Бентлея», — с благоговейным оттенком в голосе сказал Хупер.
Внутри были громадные затенённые помещения, пахнущие плесенью и влажным камнем. Над камином висело весло, потемневший пасторальный пейзаж над лестницей. За двойными стёклами находилась оранжерея с виднеющимся силуэтом огромного папоротника, пустой птичьей клеткой, обломками чёрной мебели: место, с которого он начнёт путь обратно к Зелле.
Приблизительно к полуночи появился Саузерленд. Грей отдыхал в спальне на втором этаже, в длинной узкой комнате со стилизованными нарциссами по стенам. Ещё четыре комнаты поджидали гостей, но Саузерленд приехал первым. Грей услышал его разговор с водителем на лестничной площадке, затем Саузерленд спросил Хупера в коридоре:
— Вы обсуждали с ним что-нибудь особенное?