— Не твое дело, — буркнул Гера.
— А все-таки?
— Кажется, мы поехали искать Надю?
— Надю.
— А в Москве у тебя, между прочим, Наташа.
— Очень ты умный молодой человек. Останови-ка машину…
Встали у обочины. Алеша вышел, Гера не оборачиваясь, сложив руки на руль, следил за ним в зеркальце. Алеша сбегал в ельничек.
— Знаешь, что я подумал?
Они вновь ехали.
— Знаю, — ответил Алеша.
— Что ты обиделся и хотел вернуться.
— Ты бы все-таки не хамил жене. Она у тебя золотая.
— Слушай, скажи честно, целовались вы с ней в школе?
— Целовались.
— Ты ее не поэтому теперь жалеешь?
— Если бы не ты… тогда, после школы… я бы женился на ней. Познакомил вас на собственную шею. — Алеша рассмеялся.
— А если бы я теперь разошелся с ней?
— Во-первых, ты не разойдешься, во-вторых, у меня есть жена, а в третьих, мы едем искать Надю…
— Вот о такой дряни, как ты, и нужно писать обличительные романы…
Они объездили весь город — от Вторчермета до Уралмаша, от ВИЗа до ВТУЗ-городка, от Химмаша до Шарташа, но Нади, конечно, не встретили. Поехали к другу детства Витьке Конюхову, студенту-философу, на Широкую Речку; попали на свадьбу, женился его двоюродный брат. Выбрали момент, отделились от всех, закрылись втроем в комнате. В окно было видно, как около «Москвича» толпилась ребятня.
— Да это заложено в природе человека, в его, так сказать, естественной субстанции, — горячился друг. — От природы мы получаем право на абсолютное наслаждение, а от общества — ограниченное. Я люблю другую женщину, жена любит другого мужчину, и очень хорошо, очень правильно.
— А все-таки это подло — изменять друг другу, — ворчал Гера.
— А лгать против своей сущности не подло?!
— Если б знать эту сущность. Для тебя она в одном, для меня в другом.
— Да мы сами страдаем от собственных измен, — сказал Алеша. — И это — человеческое чувство. И раскаяние — тоже. Если просто случка, без всяких угрызений совести, то чего уж там говорить… Оправдание человеку — любовь. Любишь — все можно…
— Как узнать-то, люблю или не люблю? — Гера качал головой. — Да и все равно подло все это.
— Вот слушай… — Алеша начал читать Энгельса. — Черным по белому: раз любишь — не только естественно, но и нравственно, и справедливо, и хорошо, и нужно — любить.
— Да ведь это, — спорил Гера, — это все внешнее что-то, а чувства куда девать? Это легко — понимать, что вот любовь — значит, и правда. Ну, а если меня любят еще, а я полюбил другую и изменяю уже, то легче, что ли, что мы свои подлости по любви делаем? Уж тогда лучше замуж не выходить, не жениться!
— Из этого святоши, — закричал друг, — распутник отменный выйдет, плюнет скоро на все!
— Не выйдет, — не соглашался Гера.
— Посмотрим.
— И еще, — сказал Алеша, — если смерть все время помнить, то тогда и плевать как будто на все. Но в том-то и дело, что человек живет с каким-то диким ощущением, будто он вечен: был вчера, есть сегодня, буду завтра… А что его не было когда-то и что не будет скоро, это очень смутное, неправдоподобное ощущение, человек его преодолевает потому, что дело человека — жизнь. И чтобы жить, необходимо равновесие внутри человека: я смертен, но внутреннее равновесие (соответствие мысли о жизни и дела жизни) есть первая необходимость, раз уж мы живем. Нужно смело взглянуть на жизнь: что есть ложь, а что правда, второй жизни жить правильно не будет. Любить естественно — но любить! — и мы должны любить. И это правда. И жизнь свою надо устраивать по любви, как по истине…
— И в таком духе, — подхватил Гера, — можно болтать до бесконечности. В общем я вас, субчиков, поздравляю, потому что оба вы одного поля ягодки. Один, правда, похлеще, а другой похитрее. Посмотрим, что из вас дальше получится. По мне, так все равно подло все то, что подло, хоть вы тут тресните!
Возвращались домой… Около коллективных садов остановили машину, сели в траву. Садилось солнце…
— Почему-то она все время о Зевсе говорила… Мифологией бредила.
— Во-во, о Зевсе! О Зевсе, видите ли! — усмехнулся Гера. — Надо же!..
Алеша вздохнул.
— Может, на рыбалку пойдем? — сказал он.
— На рыбалку? — Гера посмотрел на солнце, на небо. — Закат красный. Ночь холодная будет.
— Самая для налимов.
— Сегодня?
— Сейчас.
— Пьяные уже слишком, — сказал Гера.
— Выспимся, успеем. Шурку возьмем с собой. Скажем — он к вечеру разбудит.
— К ночи, хочешь сказать, — подколол Гера.