Голос Летты был звонче самых звонких колокольчиков, а радостные флюиды передались по телефонной сети маме.
- Девочка моя, я за тебя так рада! Мы рады. Завтра вечером мы с отцом будем встречать тебя за праздничным столом, обязательно с праздничным тортом. Это ведь настоящий праздник. Будем считать, что это еще один твой день рождения!
- Да мамочка, именно день рождения! Даже я бы точнее не сказала. Так что торт должен быть минимум на пять ярусов, чтобы было понятно как сильно я выросла за пару дней. Я буду шикарно праздновать это событие, причем с этого года – ежегодно.
- Хорошо доченька. Будет сделано.
Забросив нога на ногу, медленно опустошая пиалу с клубникой, Летта мечтательно разглядывала свой коттедж, представляя, как хорошо здесь будет ее будущим детям. А прямо рядом с этой альтанкой, можно будет соорудить неплохую детскую площадку, на которой смогут днями напролет голышом утопать в песке и просторе, ее маленькие карапузы. А чуть дальше – бассейн, в котором она лично, без всяких там нянь и воспитателей, обязательно научит детишек плавать, даже лучше чем сами дельфины. Виолетта обязательно переедет сюда на время своего декрета, чтобы с материнским молоком младенцы впитывали любовь ко всей этой красоте. Чтобы они знали, где выросла их мама, где самые прекрасные пейзажи и самый чистый воздух. Чтобы потом, когда дети вырастут, Летта с упоением рассказывала о своей первой настоящей, безумной любви, случившейся с ней именно здесь, в этой маленькой, но такой родной деревушке. Своим дочерям она обязательно расскажет, как это прекрасно – любить и быть любимой, когда за спиной вырастают крылья, когда все окрашивается в розовый цвет. О боли они возможно узнают сами, а возможно их минует это «счастье», но она не станет говорить, как это – когда сердце разбито вдребезги. А если вдруг это произойдет, она точно найдет нужные слова, чтобы утешить и сгладить эту безумную, нестерпимую, жгучую боль в груди – «Время лечит все, даже это», непременно проговорит она. Теперь она не понаслышке об этом знает. Своих же мальчишек она обязательно научит любить всем сердцем и доверять. Она обязательно объяснит, что если любишь человека – верь ему, если сомневаешься – переспроси, не бойся оказаться в глупой ситуации, а усмири свои сомнения, ежели таковые появились. Она обязательно научит их легкому и нужному общению на любые темы, главное, чтобы в отношениях не было недоговоренностей и недосказанностей. Нужно уметь говорить не только «я тебя люблю», а и «знаешь, мне тут нашептали… Правда ли это?» Это она тоже точно знает. Виолетта с любовью в сердце представляла себя мудрой мамой, странно, но это были первые в ее жизни мысли о собственном семейном счастье, но это было так замечательно.
- Летта! Летта-а-а! Ты дома? – Звук открывавшихся ворот, затем Сережин голос, вернули Виолетту с небес на землю.
- Да, Сережа, я в саду, – откликнулась Летта.
Из-за угла дома, показалась высокая мужская фигура:
- Привет.
- Привет.
Сережа не спешил подходить, а Летта не спешила приглашать его к себе в беседуку.
- Я сегодня не спал, а все время думал о нас, о твоем «уходи», Летта, я не могу тебе позволить еще раз исчезнуть из моей жизни. Я не могу тебя отпустить. Вчера я молча ушел, но я решил, что в этот раз не навсегда. Я не желаю до конца своих дней жалеть о том, что упустил свое счастье дважды. Я не вынесу этого.
С каждым своим словом Сережа приближался к Виолетте, которая внимательно изучала все огрубевшие черты. Его шрам уже не казался таким мужественным, а щетина сексуальной. Взгляд Летты скользил по самому обычному мужчине, которых миллионы, а ее спокойное дыхание и нормальный ритм сердца, лишний раз подтверждали это. Сегодня никакая магическая страсть не завладела ею. Сегодня перед ней стоял самый обычный мужчина, а не любовь и разочарование всей ее жизни. Сегодня Виолетта по-другому смотрела на него, не чувствуя трепета и страсти, а лишь умиротворенность, нежность, тепло. Ей больше не хотелось быть стервой, по отношению к этому мужчине. Ей больше не нужно было самоутверждаться и провозглашать себя «царицей», чтобы успокоиться. Она уже спокойна. Ей захотелось, чтобы этот мужчина, которого она безумно когда-то любила, стал по-настоящему счастливым в настоящем, а не цеплялся за ушедшие дни, словно за самое ценное и дорогое, как на протяжении долгих лет делала она. Чтобы он отпустил ее так же, как она его. Ей просто захотелось, чтобы он тоже освободился и наслаждался тем, что имеет, не гонясь больше за призраками из давно минувших дней.
- Сереженька, твое двойное счастье никуда от тебя не делось, оно всегда будет с тобой, это твой Васька и маленькая Варвара. Вот это и есть твое счастье. – Летта заметила, как глаза Сережи округлились, а он сам напрягся. – Не ищи подвоха в моих словах, ты его не найдешь. Ты вчера правильно все сказал твои «сердце, душа и тело навсегда принадлежат той юной, очаровательной, и единственной Виолетте», как и мои принадлежат ТОМУ Сереженьке. Но ведь ИХ больше нет. Нет той Виолетты, которая слепо тебя любила. Нет того Сереженьки, который любил меня по-своему. Мы давно переросли этот период наших жизней, вот только я поняла это лишь сегодня, а ты еще так и не понял.
Сережа присел рядом и тщетно пытался разглядеть в голубых Виолеттиных глазах то, что он видел в юности. Затем его рука скользнула во внутренний карман своего жилета из которого он извлек пожелтевший, перепачканный, сложенный несколько раз клочок бумаги.
- Летта, маленькая моя, что ты такое говоришь? Такая любовь как наша не может бесследно исчезнуть. Я люблю тебя так же сильно, как и тогда, даже еще сильнее, а если ты о Таньке… я ее никогда не любил, так… Я с ней обязательно разведусь, и мы обязательно с тобой станем счастливы, как когда-то мечтали.
Сережа крепко сжал руку Виолетты, словно пытался выдавить былые чувства, а потом вложил в нее пожелтевший лист. Летта догадывалась, что он ей подсунул одно из тех страстных писем юности, но торопливо и настойчиво вернула его обратно.
- Сережа, на чужом несчастье своего счастья не построишь, это твоя супруга точно знает, а я и пробовать не стану. Мы любили друг-друга, и это было прекрасно. Я никогда не забуду эти дни и ночи, которые провела с тобой. В моем сердце всегда будут жить твои пылкие признания, а губы всегда будут помнить твои горячие поцелуи, но ничего уже не вернешь.
- А как же – Сережа суетливо развернул то, что минуту назад вложил в руки Летты , и первые строки ее первого армейского письма полились ручьем. – «Привет, мой любимый Сереженька. Не прошло и дня с твоей службы, как я уселась за написание письма. Если б ты только знал, как я скучаю... Не проходит и минуты, чтобы я не подумала о тебе. Не проходит и секунды, чтобы я не вспомнила наши свидания, наши признания, обещания, поцелуи и объятия. Как же сильно я тебя люблю. Как же мне хочется прижаться к твоей крепкой груди и услышать стук твоего сердца и шепот нежных губ. Как же я скучаю за твоими сильными руками и полном любви взгляде самых прекрасных карих глаз…» Как быть со всем этим, ведь это все было?! Летта, но ведь еще не поздно. Нам ведь не по сто лет, – во взгляде черных глаз Летта отчетливо читала мольбу.
- Сереж, ты пойми, никогда не бывает поздно… бывает – уже не нужно. Да и к тому же после этих слов было и много других, о которых я не хочу даже вспоминать. Ты будешь всегда любить ту, которая любила тебя больше всего на этом свете и писала такие прекрасные строки. А она всегда будет любить того, кто глядя ей в глаза холодной декабрьской ночью прокричал «шалава», а сейчас носит у сердца ее искренние признания. Это неизменно, как ночь и день, как лето и зима, как утро и вечер, но это ОНИ будут любить друг-друга, а не мы. Ты ведь даже не догадываешься, чем я жила все эти годы. Ты не знаешь, как закалялся мой характер, и кем я вообще сейчас являюсь. Ты любишь ТУ наивную девчушку, а я уже не та.
- Но ведь... – Сережа из последних сил пытался возразить, но Летта прикрыла его рот своей ладонью.