Я знаю, так нельзя. А если бы все относились так друг к другу? Но что поделаешь. Во мне течёт кровь насильника. Я не могу и не хочу быть другим.
Вот «радуга». Половина перекладин на ней отсутствует и общий вид явно говорит, что такая «радуга» должна сиять на чугунных небесах над каким-нибудь особо проклятым миром. Например, над интернатом №17. Используется она исключительно для того, чтоб сидеть наверху, курить, плевать на тех, кто снизу, и, при некоторой ловкости, пинать в лицо особо зарвавшихся. Сейчас там торчат двое – Игорь и Вовчик, мои приятели. Это супермен в одиночку работает, а у суперзлодея всегда должны быть подручные. Обычно – тупые и уродливые, но не в моём случае. Игорь учится лучше всех, действительно учится, в отличие от меня, мечтает поступить в институт. Его родители сидят в тюрьме за какие-то экономические преступления. Вовчик – профессиональный спортсмен, пойманный на торговле допингами. Вместо колонии его отправили сюда, впрочем, не потому, что родители пожалели его, а, скорее, ради собственного имиджа: его отец – тоже спортсмен, мать – какая-то третьесортная актриса. Я об этом узнал только потом и поэтому в графу «долбаные мажоры, подлежащие уничтожению» не включил. И, наверное, потому, что он приличный человек. И с удовольствием показывал мне, как правильно тренироваться, потому что те судороги, которые мы изображаем на физкультуре, можно назвать чем угодно, только не спортом.
Я садист и мутант, но для кое-кого делаю исключение, при условии, что эти кое-кто в полной мере его ценят.
Подбегаю к «радуге», прыгаю, подтягиваюсь, закидываю своё тело наверх. Парни смотрят. Так никто не может. Даже я не всегда могу – только вот в таком состоянии. Отпихиваю парней и укладываюсь поверх «радуги», чувствуя, как ледяные перекладины впиваются в кожу через майку. Хорошо. Протягиваю руку и Игорь вкладывает в неё уже зажжённую сигарету. Курю я не часто, обычно только после таких вот проделок или когда хреново. Или после секса.
– Ну как? – чуть поздней спрашивает Игорь. Я гляжу в бледное небо, затягиваюсь в последний раз и кидаю непотушенную сигарету в кучу сухих листьев. Вряд ли выйдет, но добавить ситуации огоньку никогда не мешало.
– Как по маслу.
– А чего долго так?
– Да Таракан (это кликуха нашего директора, очень уж он рожей похож на того типа из «Людей в чёрном», когда его шкуру на себя космический таракан натянул) с каким-то мужиком в кабинете сидел.
– А Банни где?
– Да вон, бежит.
Банни (Катя Зайцева, также известная как «девушка Бонда») – тоже моя. Не девушка, нет. Я с ней не трахаюсь – я не хочу, а она тем более. Её отчим изнасиловал, а мать, приревновав, сплавила сюда. Новый муж ей был дороже дочери, и я, почему-то, не удивлен. Другие девушки её сторонятся. Не знаю, почему, я вообще женских заморочек не понимаю. Банни мелкая, ловкая и довольно умная, любит читать. Красотой, не считая длинных золотистых волос, она не отличается. Помню, когда она только сюда попала, она мечтала оказывать психологическую помощь жертвам насилия. Теперь она мечтает торговать людьми, справедливо полагая, что этой фигни навалом, а делать их ничего не стоит. Моя школа. Банни, с грехом пополам, забирается на вершину «радуги». Я приподнимаю затылок и она подсовывает под него мою куртку. Хорошоооо… Так мы и сидим некоторое время, болтая о всякой ерунде. Листья там, куда я бросил сигарету, подымили, но этим всё и ограничилось. Потом, внезапно, я вспомнил:
– Да, кстати, тот мужик, который к Таракану приходил, хочет сплавить к нам своего сынка, чтоб напугать до усрачки.
– О-о-о, – понимающе тянет Вовчик.
– Хорошо, – соглашается Игорь, а Банни строит умильную рожу и сюсюкающим голоском произносит:
– У нас будет новенький!
И мы смеёмся, вокруг чудесное октябрьское утро и где-то там, в здании, которое отсюда видно плохо, директор падает на ковёр, задыхаясь от осиного яда.
====== 2. Дуэль ======
Неделя прошла прекрасно. Директора, конечно же, откачали и он, конечно же, вызвал ментов. И те, конечно, взяли отпечатки с разбитой банки, благо разбита она была очень удачно – на крупные осколки. И чьи же там оказались пальчики? Кааанечно, Мурата Азаева – моего «отвратника» (чудное словечко, выдуманное Банни, когда я заявил, что мне не нравится слово «противник»). Уж не помню, зачем он эту банку таскал. Только не думайте, что если я плохой, то он хороший. Хрен, здесь хороших нет. Просто он хочет быть самым страшным и крутым здесь, да только мозгов и смелости не хватает. Пакости у него предсказуемые, по- крупному он не играет. Да ещё стукачеством не брезгует. Это он тогда заявил, что в столовой возле еды для гостей был я. Ну да, я, конечно, кинул им туда кое-чего, но, во-первых, я слыхал, что хороший понос прочищает не только желудок, но и сознание, а, во-вторых, разве нормально, что у них на фуршет всякие ништяки, а мы жрём что попало? Азаев должен был проникнуться солидарностью и заткнуться, но нет же. Да, я, конечно, с дозой малость не рассчитал, но ведь в итоге никто не умер. Вот именно из-за этого я и не поехал в город. Из-за двух мудаков – Таракана и Азаева.
Ясно и нашему дворнику-дебилу, что это не азаевские проделки. Слишком ловко, слишком хорошо, слишком смело. Только один человек мог такое сделать. Но я вас спрашиваю, вы видели там этого человека? Неееет. Итог: Азаеву ничего не было, мне тоже, директор три дня приходил в себя, приезжала специальная бригада выкуривать ос. Таинственным образом «выкуривание» распространилось по всей школе и в понедельник занятий не было. Нет, правда, ну кто же бросает дымовые шашки без присмотра в таком месте, как наш интернат?
В общем, неделя удалась, а в воскресенье прибыл новенький. Я смотрел из окна во двор. Вот остановился черный джип. Тот самый. Вот из него вылез мужик, тот самый. Открыл дверцу и оттуда, с большой неохотой, просто вывалился высокий худой парень. Нууу, то, что я не сказал никому, что он гей, его не спасёт. Что за блестящие штанишки в облипочку? Что за сиреневая рубашка с вырезом? Что, блядь, у него на голове? Волосы длинные и короткие вперемешку, часть стоит дыбом и отливает синим и зелёным. Не удивлюсь, если у него и ногти накрашены. Полшколы приникло к окнам и зачесало языками. Фигушки. Моя игрушечка. Отец подал ему чемодан, он злобно рванул его и покатил за собой. Ну-ну, небось набил дорогими шмоточками. Ага, хрен, мы тут все в форме ходим – черный низ, синий верх. И всех, кроме старшеклассниц, стригут стандартно – девочек до плеч, парней совсем коротко. В драке лучше не придумаешь. Я проводил разодетого парня взглядом. Пижон. И где он в таком виде тусуется, что его не бьют?
Я сидел у себя в комнате, когда вошла Банни. Новенький находился у нас уже три часа и пока его приводили к общему знаменателю и знакомили с «новым домом».
– Ну, что слышно?
Банни присела на кровать Игоря. Мы с ним соседи по комнате. Такие в интернате правила – те, кого после девятого класса не выпинывают, спят не в общей спальне, а по двое. Я бы предпочёл жить один, но иногда надо, чтоб кто-то был в комнате на всякий случай, и я выбрал Игоря. Он спокойный, вещи не раскидывает, права не качает и по ночам на меня не смотрит.