В мае 1930 года она вышла замуж за владельца отеля в Инсбруке, центре европейского горно-лыжного спорта. Но отношения между супругами не сложились, и, когда в начале 1932 года Гесс по поручению Гитлера пригласил ее приехать к фюреру в гости, Мария приняла приглашение без особых колебаний.
Они встретились в новой просторной квартире Гитлера на Принцрегентенплац, и хозяин будто бы сразу предложил остаться у него на ночь. Мария тут же согласилась и позднее не раз вспоминала об этой памятной и бурной ночи. Мици хотела, чтобы Гитлер женился на ней, но тот наотрез отказался, опять предложив ей стать его любовницей. Мария не согласилась, хотя в 1934 году после развода с мужем вновь приходила к Гитлеру, уже ставшему германским канцлером. После этого они, кажется, больше не виделись.
В 1936 году Мария Рейтер вышла замуж за гауптштурмфюрера СС Кубиша. Когда тот в 1940 году был убит во время одного из боев во Франции, то Гитлер послал ей сто красных роз.
После краха Третьего рейха Мария Рейтер-Кубиш, по слухам, долго проживала у сестры Гитлера Паулы, которая под фамилией фрау Вольф снимала дом на Вальдзее, недалеко от Берхтесгадена.
Две прекрасные дамы
Осенью 1922 года деятельностью Гитлера заинтересовались американцы. В Мюнхен приехал помощник военного атташе капитан Трумэн Смит, чтобы лично встретиться с Гитлером и дать оценку этому человеку.
Фюрер нацистов произвел на Смита впечатление «потрясающего демагога, логичного и фанатичного человека, власть которого над толпой очень велика». Из беседы с Гитлером Смит вынес твердое убеждение, что в недалеком будущем нацистская партия станет важным фактором немецкой внутриполитической жизни. Он принял приглашение посетить один из партийных митингов, но неожиданно был вызван в Берлин. Поэтому Смит попросил пойти вместо него своего знакомого Эрнста Ханфштенгля.
Ханфштенгль принадлежал к известному в Мюнхене семейству, которое владело издательством, выпускавшим репродукции картин крупных художников. Сам Эрнст, полунемец, полуамериканец, окончил Гарвардский университет. Он превосходно играл на пианино и рояле, был веселым и жизнерадостным человеком. Друзья называли его Путци (Забавник) за неистощимый запас анекдотов и смешных историй.
Речь Гитлера произвела такое сильное впечатление на пришедшего в пивную, где проходило выступление фюрера, Ханфштенгля, что тот решил помогать этому политику. Особое воздействие оказали на Путци глаза оратора, в которых «светились честность, искренность, страдание и достоинство».
Ханфштенгль свел Гитлера с влиятельными в политике, искусстве и деловом мире людьми, а тот стал частым гостем в его доме.
Постоянные визиты Гитлера были, видимо, вызваны тем, что он познакомился с женой Эрнста американкой Хелен и его сестрой Эрной, о которой Гитлер отзывался позднее как о такой роскошной женщине, что рядом с нею блекли все остальные. Гитлер демонстративно ухаживал за Эрной, и все окружающие считали, что их брак не за горами. Однако смелая и независимая Эрна позволила себе вмешаться в его политические дела, уговаривая Гитлера выбросить из партийной программы антирелигиозные и антисемитские выпады. А поскольку, как мы знаем, Гитлер не терпел интеллектуальных женщин, то их отношения охладели.
Но главное, пожалуй, было в другом. Внешне ухаживая за сестрой Эрнста, Гитлер на самом деле увлекся его женой Хелен, высокой, стройной и красивой брюнеткой.
Сама Хелен так описывала Гитлера во время их первой встречи, которая произошла не то в трамвае, не то просто на улице: «Он был худым, робким молодым человеком с голубыми глазами и каким-то отрешенным взглядом. Одет он был прескверно: дешевая белая рубашка, черный галстук, поношенный темно-синий костюм, к которому совершенно не подходил коричневый кожаный жилет. А его потрепанный бежевый плащ, дешевые черные ботинки и старая серая шляпа просто вызывали жалость».
Хелен пригласила Гитлера на обед. С того дня, по ее словам, «он был частым гостем, наслаждаясь уютной домашней атмосферой, играя с моим сыном и излагая собственные планы по возрождению германского рейха. Кажется, наш дом нравился ему больше всех, куда его приглашали, так как здесь его не донимали заумными вопросами, не представляли другим гостям как «спасителя родины». Он мог спокойно сидеть где-нибудь в уголке, читать или делать заметки».