========== Глава 1 ==========
Я тот, кто вырвал своё сердце
Из обожжённой, раненой груди,
Кто не сумел забыть, поскольку от тебя не деться,
Другой дороги нет. И не найти.
Я тот, кто ждал тебя так долго,
Когда и день идёт за год,
Томился, истекая кровью, у порога,
Пока черёд мой не придёт.
И вот он пробил — долгожданный час:
К тебе лететь, забыв про имя, долг и гордость,
Испить любовь, к ногам упасть,
Чтоб снова жить и вновь попасть
В зелёных глаз губительную пропасть.
- А если б она рассыпалась в прах
или того хуже, о чём мечтали бы вы тогда?
- О том, чтоб рассыпаться в прах вместе с нею.
(Эмили Бронте, «Грозовой Перевал»)
Fatum*
«Значит, ты сделала выбор, Натали» - под мерный стук колёс и лёгкое покачивание кареты эти слова императрицы звучали в Наташиной голове, перемешивались с мыслями, не давали покоя…
Сегодня рано утром она покинула Зимний дворец — место, которое несколько лет называла своим домом, к стенам которого очень привыкла и даже полюбила их, несмотря на некоторые тяготы придворной жизни. Княжна Репнина никогда не была склонна к излишней разговорчивости с чужими людьми, а так же к обсуждению чьей бы то ни было личной жизни, за что сыскала при дворе нелюбовь практически всех фрейлин с одной стороны, и в противоположность этому — доверие и уважение царственной четы с другой. Она всегда легко находила общий язык с государыней Александрой Фёдоровной, умела развеселить ту или же поддержать любую беседу; принцесса Мария, супруга наследника престола, была признательна Наташе за помощь и поддержку, которую ей оказала назначенная фрейлина в первые, да и все последующие дни и месяцы при дворе; Его Императорское Величество Николай Павлович ценил ум, а также независимость Репниной, её твёрдый характер и ту смелость и решительность, которую она проявляла в казалось бы безвыходных ситуациях; а уж цесаревич Александр Николаевич и вовсе с недавних пор не представлял своей жизни без княжны.
Попрощавшись после завтрака с государыней, а накануне — с принцессой, Репнина совершенно не представляла, как проститься с самым важным человеком, разлука с которым ей предстояла на неопределённое время. Украдкой наблюдая, как выносят из комнат её вещи, она пыталась вообразить, что скажет Александру Николаевичу. Однако её раздумья нарушило появление камердинера Его Высочества, который, поклонившись, сказал, что цесаревич хотел бы видеть её и ожидает в своём кабинете. Наташа, отдав последние распоряжение насчёт своего багажа, направилась в покои наследника престола.
Когда она появилась на пороге, предварительно постучав в до боли знакомые двери и услышав решительный голос «Войдите», Александр стоял напротив окна с видом на Неву, заложив руки за спину и глядя куда-то вдаль. При её появлении он, будто очнувшись от своих мыслей, вздрогнул, а затем, радостно воскликнув «Натали!», подлетел к ней и взял за руки. Они вместе прошли на середину комнаты, где замерли, смотря друг на друга и не зная, как начать разговор.
- Александр, я… - произнесла было Репнина, но внезапно умолкла.
- Ты уже собралась? - спросил он, сжимая её руки в своих. Наташа молча кивнула. - Тогда мы должны… Нам необходимо… - пришёл его черёд не смочь договорить задуманное до конца.
- Необходимо проститься. - наконец, собравшись с силами, выговорила княжна.
- Ненадолго. Хотя я не знаю, как отпущу тебя сейчас! - не выдержав, Александр Николаевич заключил её в объятья. - Обещай мне писать, хорошо? Как доберёшься до Двугорского — сразу черкни пару строк. А завтра, как пройдёт твой день, — вечером обещай засесть за длинное письмо, где расскажешь всё-всё, что с тобой происходило! - Он принялся целовать её, в то время как Наташа пыталась улыбаться сквозь слёзы.
- Боюсь, такие письма утомят Ваше Высочество! Да и что может быть интересного в деревенской жизни?
- Для меня всё, связанное с тобой, представляет интерес! - посерьёзнел он на мгновенье, а потом вновь принялся осыпать лицо Репниной поцелуями.
- Мне надобно идти. - промолвила Наташа, решив, что лучше сейчас, пока у неё ещё есть силы сделать это, ведь с каждым его прикосновением она слабела и таяла, словно весенний снег под тёплым солнцем.
- У меня кое что припасено для тебя. - цесаревич оторвался от любимой и, подойдя к своему столу, взял небольшую плоскую коробочку квадратной формы из чистейшего золота. Вернувшись, он протянул её княжне. - Возьми: я хочу, чтобы он был с тобой.
- Что это? - Репнина в нерешительности взяла подарок и увидела на нём выгравированный вензель Александра Николаевича.
- Открой и узнаешь. - цесаревич загадочно улыбнулся.
Она нажала на небольшой замочек сбоку и коробочка открылась: внутри был миниатюрный портрет Александра — искусно выполненный и очень красивый.
- Maman подарила мне это на прошедшие именины. А я решил преподнести его тебе. Отныне я всегда буду с тобой, - его голос дрогнул. - хотя бы так, раз по-другому нельзя.
- Спасибо. - ответила Натали, поднимая на него глаза. - Обещаю бережно хранить твой подарок. Но это было вовсе не обязательно: я и так всегда думаю о тебе.
В полной тишине они стояли и, казалось, взглядами говорили друг другу то, о чём не хватало сил сказать вслух. Наконец, Александр, сжав руки в кулаки, резко отвернулся от неё и прошептал:
- Всё, иди. Тебе пора.
Наташа сделала реверанс и быстро-быстро, стараясь не оглядываться, направилась к дверям, отворила их и, оказавшись снаружи, побежала прочь — на улицу, где её ожидала карета.
Как только захлопнулась дверь за княжной Репниной, Александр Николаевич медленно направился к своему столу, отодвинул стул и сел, а затем устремил совершенно пустой и вместе с тем бесконечно отчаянный взгляд на разложенные бумаги.
И вот, несколько часов спустя, она уже подъезжала к Двугорскому, где ей предстояла встреча с обитателями имения Долгоруких-Репниных. Наташа изрядно нервничала: она собиралась, не откладывая, разъяснить брату и Елизавете Петровне обстоятельства, из-за которых вынуждена ненадолго просить крышу над головой в их доме. Так же она решила рассказать о своих чувствах к Александру, что добавляло изрядную долю волнения.
«Как они это воспримут? Что скажут?» - вопрошала она, теребя свою маленькую сумочку, в которой лежало самое дорогое — подарок цесаревича. Помимо всего прочего её страшила реакция Петра Михайловича Долгорукого — главы семейства, известного своим суровым и вспыльчивым нравом, скрыть от которого вряд ли что-то удастся. «Ничего, я справлюсь! - сказала самой себе Натали, доставая коробочку с портретом любимого. - И, надеюсь, найду подходящие слова, чтобы убедить их всех не препятствовать нашим отношениям с Александром Николаевичем». Рукой в перчатке она погладила золотой вензель с буквой «А», а потом закрыла глаза и стала шептать молитву — одну из немногих, которую знала наизусть с ранних лет.
***
Когда карета сбавила ход и стала подъезжать к усадьбе, Натали очнулась от своего разговора с Богом и выглянула из окна, дабы посмотреть на белоснежный дом, с которым было связано столько различных воспоминаний. Ещё из далека она приметила чей-то экипаж у парадной двери, а также суету вокруг него: одни слуги бегали из дома и обратно, вынося чемоданы, связки с книгами, коробки со шляпами, а другие споро грузили всё это в отделение для багажа. Было ясно, что кто-то из семейства собирался в путь, и Репнина забеспокоилась — не Миша ли с Лизаветой Петровной отправляются в дальнюю дорогу?
Поравнявшись с нагружаемой каретой, она спрятала медальон обратно в свой тайник и открыла дверцу. Спустившись на землю, Репнина подошла к одному из снующих туда-сюда лакеев и, поздоровавшись, спросила: кому собирается экипаж? На что получила ответ, что это князь Пётр Михайлович велели с утра заложить дилижанс**. Их сиятельство собрались на юг вместе с Таней, чтобы поправить здоровье последней и переждать холодную петербургскую зиму.
Пока Натали слушала этот исчерпывающий ответ, на крыльцо вышла сама Татьяна, прижимая к себе свёрток со своим сыном. Одетая в тёплое и видно, что дорогое пальто на меху, с белоснежным пуховым платком на голове она вполне походила на барышню, и сразу нельзя было догадаться о том, что ещё совсем недавно девушка служила крепостной в этом доме. Увидев княжну Репнину, она смутилась и прижала к себе маленького Андрея ещё сильнее, словно испугалась, что кто-то может покуситься на её драгоценное сокровище.