— Ты... ты не имеешь права так со мной разговаривать, Каллан. Ты... ты не имеешь права... говорить со мной о браке. Тебя вообще не должно быть здесь. Почему ты вернулся? Зачем? Чтобы мучить меня? Чтобы разбить мне сердце? Потому что, позволь сказать тебе... — Она хватает свою сумку и пытается перекинуть лямки через плечо. — Я не могу больше мучиться. И мое сердце не может больше разбиться. Обе задачи уже выполнены.
Я не могу смотреть, как она уходит. Мне надоело смотреть, как Корали стремительно уходит из моей жизни. Смотрю на картину на стене, сжимая челюсти, когда она шепчет извинения на ухо Фрайдей и целует ее в щеку. Продолжаю смотреть на картину, когда бормочет очень тихое прощание Шейну и Тине, и все еще смотрю на картину, когда выбегает из комнаты, входная дверь в дом хлопает пять секунд спустя.
На картине изображена Элджи, маленькая тявкающая собачонка, которая была у Фрайдей и которая, по-видимому, уже давно умерла. Она выглядит так, будто смеется надо мной с портрета маслом — маленькая засранка всегда любила Корали больше, чем меня.
Шейн прочищает горло, отправляя в рот еще одну ложку гумбо.
— Ну, — говорит он, не отрываясь от тушеного мяса. — Признаюсь, все прошло гораздо лучше, чем я ожидал.
Глава 10
Корали
С Днем рождения, чудик.
Прошлое
В первый раз, когда Каллан Кросс стучит в мою дверь, я не так напугана, как должна была бы. В течение последних шести месяцев он каждое утро провожал меня в школу, но при этом встречал достаточно далеко от моего дома, чтобы у отца не было никакой возможности увидеть нас вместе. Каждое утро он появляется рядом со мной, задыхаясь, ухмыляясь от уха до уха, с наушниками Walkman, запутавшимися вокруг шеи, на грани удушения, и каждое утро обязательно говорил мне, что я должна «перестать строить ему глазки», иначе он собирается поцеловать меня.
Я отрицаю, что строю глазки, но втайне хочу, чтобы Калан поцеловал меня. Мы даже не держались за руки, но мне кажется, а иногда и ему кажется, что мы больше, чем просто друзья.
Так что да. Сегодня утром все по-другому, потому что Каллан не догоняет меня на улице. Сегодня суббота, и он подходит к входной двери и вежливо стучит по ней, как будто это совершенно нормально и совсем не повод для беспокойства. В любой другой день его действия стали бы серьезной проблемой, но не сегодня. Сегодня особенный день. Я открываю дверь и вижу его во всем его великолепии в рваных джинсах и футболке, с убийственной улыбкой на лице и свертком, завернутым в синюю бумагу в руках.
— С Днем рождения, чудик, — говорит он мне.
Мое сердце, словно воздушный шарик, парит в груди.
— Сам ты чудик.
Я отступаю назад, чтобы впустить его в дом, и Каллан входит, даже не пытаясь скрыть свое любопытство, когда оглядывает коридор и гостиную справа от нас.
— Знаешь, — говорит он, протягивая мне сверток, — действительно хреново, что твой отец каждый год уезжает из города в твой день рождения, и это ужасно. Большинство родителей хотят остаться и отпраздновать рождение своих детей вместе с ними.
Я принимаю его подарок, стараясь не слишком сильно краснеть, когда наши пальцы соприкасаются.
— Очевидно, мой отец не такой, как все остальные.
На лице Каллана отражается непонимание.
— Да уж. Очевидно.
Странно, но в последнее время отец все чаще и чаще уезжает. И он не поднимал на меня руку так часто, как обычно. Это не значит, что он полностью оставил меня в покое, но мои синяки стали более редким явлением. Менее яркие в истории черно-синих и фиолетовых. Но я не хочу говорить о своем отце. Даже думать о нем не хочу. Не сегодня.
Я обхватываю пальцами сверток, ощущая внутри странные слои и формы.
— Мне открыть сейчас? — шепотом спрашиваю я.
— Ты просто обязана открыть его прямо сейчас. Я всю неделю представлял себе выражение твоего лица, когда ты увидишь, что там внутри. И должен получить свое удовлетворение. Даже настаиваю.
Оглядываюсь, прикусывая губу.
— Здесь? В коридоре?
Каллан поднимает брови.
— Нет. Наверху, в твоей спальне. Я хочу посмотреть, что ты за личность.
— Ты уже знаешь меня.
— Ошибаешься. Я смогу сказать это только тогда, когда увижу, плакаты каких групп висят у тебя на стенах.
Какая ирония, что он думает, будто мне позволено такое. Тем не менее киваю на широкую лестницу позади себя, жестом приглашая его следовать за мной. Мне нравится идея Каллана Кросса в моей комнате. Насвистывая, он следует за мной в спальню, и на его лице появляется смущение, а затем отчаяние когда он переступает порог.